Франческа в порыве благодарности крепко обняла его:
– Спасибо.
Он пытался высвободиться, несколько неуклюже.
– Вынужден согласиться с тобой насчет Лидии, – добавил Брэг.
Франческа улыбнулась, но поразившая ее мысль заставила вновь стать серьезной.
– Рик, а что будет с Гиллеспи? – в ужасе пролепетала она.
– Сексуальные преступления были совершены более восьми лет назад.
Франческа вскрикнула:
– Ты хочешь сказать, что он избежит наказания за свои гнусные действия и останется на свободе?
– Франческа, существует такое понятие, как срок давности. Кроме того, нет никаких прямых доказательств – только домыслы.
К сожалению, Брэг прав.
– Значит, никакого возмездия за страдания Дейзи не будет.
Глава 20
Пятница, 6 июня, 1902 года. 18:00
Не понимая, что он здесь делает, Эван стоял у двери в квартиру Мэгги и прислушивался к крикам детей, доносившимся изнутри. Он счел невозможным появиться с пустыми руками, поэтому заказал в отеле ужин для всей семьи. Плетеная корзина стояла сейчас у его ног. Однако ужин был лишь поводом для визита. Нервозность и беспокойство нарастали, и Эван убеждал себя, что у него нет повода для волнений, он просто друг семьи, решивший разделить с ними вечернюю трапезу. Он не имеет права ухаживать за этой женщиной, даже если бы и очень хотел, когда другая носит его ребенка. Это было бы в высшей степени бесчестно. Существовала еще одна причина, не позволяющая ему пойти на это, – пристрастие к игре. Ни одной женщине не нужен такой поклонник; никому не нужен муж, обремененный долгами, особенно Мэгги, вынесшей немало трудностей в жизни.
В душе зародился страх. Ведь он не думал о браке в тот момент, когда вспоминал о Мэгги?
Сегодня днем он встретился с Эндрю и принес свои извинения, которые, к его удивлению, были мгновенно приняты. Отец предложил Эвану бренди и, прежде чем тот успел осознать, что происходит, уже рассказывал о новых инвестициях в семейное дело, которым просил его заняться. Если бы Эндрю знал о проведенном в клубе вечере, он бы отнесся к сыну с пренебрежением, возможно, был бы в гневе. Эван постарался представить себе реакцию Эндрю на его признание, что он увлечен вдовой с четырьмя детьми, зарабатывающей на жизнь шитьем. Отец это не одобрит.
Сейчас, стоя перед закрытой дверью Мэгги, Эван внезапно осознал, что работа клерком, к которой он никогда не тяготел, все же позволила ему обрести внутреннюю свободу, настоящую свободу, и возвращение в компанию Эндрю казалось ему невозможным. Должность в семейном деле предоставляла значимое положение в обществе, однако была унизительна не меньше, чем положение клерка. Решения будут приниматься отцом, ему же останется лишь черная работа. Если Эван когда-то решится открыться в своих чувствах Мэгги, это вызовет грандиозный скандал в семье.
Так ли ему это важно? Мэгги не может быть с ним рядом. Она найдет более достойного мужчину, а ему остается помогать Бартолле и будущему ребенку. Однако Мэгги ему просто необходима, пусть даже в качестве друга.
– Я скоро вернусь, – сказала Мэгги и ступила через порог, накидывая на плечи голубую шаль. Увидев Эвана, она замерла и вскинула брови от удивления.
Он был ошеломлен ее внезапным появлением, ощущение было такое, словно его резко ударили кулаком в грудь.
– Я только собирался постучать. Здравствуй, Мэгги, – пробормотал он.
– Эван! – воскликнула она и улыбнулась так, будто действительно была рада его видеть. – С тобой все в порядке? – В глазах мелькнуло беспокойство.
Она посмотрела на корзину у его ног и нервно заморгала.
Он ждал ее одобрения.
– Как ты относишься к пикникам? Например, к пикникам в квартире? Но мы можем отвезти детей в парк, внизу меня ждет экипаж.
– Я как раз собиралась в лавку – закончилась соль, все закончилось! – Она покраснела.
Эван коснулся руки Мэгги, и она вздрогнула. Внезапно ему стало страшно.
– Что случилось? – Она не одернула руку, напротив, сжала его запястье. – Зачем ты пришел? Это небезопасно! Графиня может узнать, что ты здесь!
– Она не узнает. – Он должен ей все рассказать. Мэгги имеет право знать. – Сегодня хороший вечер. Мы можем посидеть на улице? Мне бы хотелось с тобой поговорить.
– На крыльце? – удивленно спросила она.
– Мэгги, я… не женюсь на графине.
Она посмотрела на него с ужасом, затем вздохнула, заперла дверь и, даже не взглянув на корзину, пошла к лестнице. Эван поспешил следом.
Был чудесный июньский вечер, который не портили ни грохот поездов, ни крики мужчин, ругавшихся у телеги, остановившейся на мощеной мостовой, ни пьяные возгласы из ближайшего салуна.
Из открытого окна над ними слышались обрывки скандала супружеской пары. У крыльца двое мальчишек играли в камешки, они смеялись и подтрунивали друг над другом, за ними наблюдала угрюмая дворняжка, а над головами кружились, воркуя, голуби. Эван снял пиджак и разложил его на верхней ступеньке, чтобы Мэгги не испачкала юбку. Она благодарно ему улыбнулась и села. Эван устроился рядом, борясь с желанием обнять ее за плечи, но все же решил сдержаться.
Ее профиль уже не первый раз показался ему восхитительным. Мягкие линии, чуть вздернутый носик и едва заметные веснушки, разбросанные по всему лицу. Какая она красивая!
– Эван? Что случилось? Ты так расстроен.
– Разве? – Его взгляд уперся в ее колени, и он быстро поднял глаза. – Я не могу на ней жениться. Не могу. Мэгги, она мне даже не нравится.
Ее глаза смотрели с состраданием.
– Но она носит твоего ребенка.
Эван скривился:
– Меня гложут сомнения, мой ли это ребенок.
Мэгги смутилась и покраснела.
– Она графиня, но точно не леди – в ней нет и половины твоего благородства.
Неожиданно Мэгги чуть отодвинулась от него – совсем не та реакция, на которую он рассчитывал.
– Я буду обеспечивать ее и ребенка, вне зависимости от того, чей он. Я поклялся в этом и даже помирился с отцом, чтобы иметь возможность сдержать слово.
– О, Эван, как я рада, что ты вернулся в семью! – Мэгги положила руку ему на плечо, но быстро отдернула, словно устыдившись своего порыва.
Он накрыл ее руку своей ладонью.
– Это было больше похоже на унижение.
– Нет же, Эван. Семья – это наше все.
– Я не договорил, – прошептал он, обессилев. – Мне так стыдно.
Она смотрела на него с нескрываемым беспокойством.
– Эван, передо мной тебе не должно быть стыдно. Я никогда не стану осуждать тебя, как я могу, после того, что ты сделал для меня и детей.
