— У нее гастрит, — торопливо подсказала первая
девушка.
Начался второй раунд допроса. Нет нужды повторяться. Все
вопросы были заданы, кроме главного — куда, собственно, была привезена мне
новенькая виза и откуда 7-го сентября я «въехала» в Россию.
— А почему вы решили получать визу именно в Карловых
Варах? — дотошно спросила вторая, старшая по смене. Она потянулась к
телефону и набрала номер. Внутри у меня все одеревенело. Вернее, всю
внутренность свою я ощущала как огромное дупло в дереве…
— Ой, девочки, вы меня чего полегче спросите! —
сказала я в сердцах. — Начальство решило, что там дешевле! Деньги на
сотрудниках экономят, сволочи! (тут я была предельно искренна). Я ж человек
служивый, подневольный, командировочный, ну что вы, ей-богу, как будто сами по
себе не знаете!
— Знаем, — сказала первая, вздохнув… Старшая по
смене, не дозвонившись, опустила трубку, тяжело стукнула печатью по листочку
визы и подвинула мне паспорт. И у меня еще хватило отчаянной наглости
задержаться у окошка и, понизив голос, спросить:
— Девочки, а что там — какой-нибудь бардак в бумагах,
как всегда у нас?
— Да нет, все у вас в порядке, — сказала старшая
по смене. — Счастливого полета!
Я вышла в небольшой зал с буфетом в углу и рядом кресел, на
которых уже сидели пассажиры одесского рейса, но сесть у меня никак почему-то
не получалось. Я продолжала бегать по залу и между кресел, не в силах
остановиться. Наконец, заставила себя глубоко вздохнуть, остановилась и вынула
из кармана руку — взглянуть на часы… И уставилась на свои окровавленные
пальцы, — видимо, поранила их об острые зубья забытой в кармане нашего
общего плащика Евиной расчески, которую скребла и терзала, пока стояла и,
улыбаясь, смотрела на круглое лицо девушки в окошке паспортного контроля.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Яша Сокол, преданный идее Восхождения самым серьезным
образом, не всегда доверял своим сотрудникам ежедневный инструктаж по телефону.
Когда бывал на рабочем посту, в офисе Синдиката, требовал, чтоб секретарша
переводила такие звонки прямо на его номер…
И сегодня, едва появился он в кабинете, раздался звонок.
Мягкий женский голос спрашивал — нет ли возможности
устроиться на работу в Синдикат… Вообще-то Яша не любил голосов подобного
тембра — их обладатели вцеплялись в собеседника мертвой хваткой.
Он вежливо ответил, что на сегодняшний день в Синдикате, к
сожалению, нет свободных ставок.
— Понимаете, — проговорила она. — Я очень
люблю евреев.
Яша закручинился. Обычно подобные фразы произносил кто
угодно, только не евреи.
— А вы, — осторожно спросил он, — имеете к
евреям какое-то отношение?
— Понимаете, — проникновенно сказала она. — Я
всю жизнь очень любила евреев. Я даже иврит немного знаю…
— Ах, иврит? — оживился Яша. — А где вы его
учили, на наших курсах?
— Нет… в семинарии…
— Где?!
— В семинарии… Поэтому я так хочу устроиться к вам. Мне
бы хотелось поработать с вашим народом. Открыть ему глаза на истинную веру,
познакомить с пламенем Откровения.
— Ой… — произнес Яша… Он понял — откуда эта страшная
мягкость, эта хищная сострадательность в голосе. — Вот этого можно, не
надо? Вот, насчет пламени… Мы, знаете, как-то еще не соскучились… Нас уже
знакомили с пламенем в середине прошлого столетия. Да и до того, в меньших
масштабах, но тоже, — довольно интенсивно… Давайте мы уж как-нибудь сами.
У нас есть своя концепция истинной веры…
— Так что, вы хотите сказать, что не заинтересованы
узнать Откровение?! — спросила она.
— Н-не очень, — сказал Яша. — Ну… не сейчас.
— Вы хотите сказать, что не верите в Спасителя?!
— Почему же, в Спасителя — верим, — сухо
проговорил он. — Но насчет предлагаемой вами кандидатуры как-то
сомневаемся…
— Вы сомневаетесь, что он уже пришел?!
Яша замялся, внутренне застонал… Что и говорить, работа у
синдиков была не сахар, вредная была работа…
— Знаете… — промямлил он… — Можно как-то… не сейчас, а?
У нас, честно говоря, скоро обед. Буквально минут через десять…
— А вам повар не нужен? — спросила она вдруг
совершенно здоровым деловым голосом.
— А вы умеете? — обрадовался Яша, которому
совершенно не нравилась кухня «Метростроя». И дальше минут двадцать они
обсуждали разнообразные блюда и расстались очень довольные друг другом.
— Так бы и сказали сразу, — говорил он ей.
— Так я ж не знаю, может, вам какая духовность наоборот
нужна…
— Какая там духовность! — бодро восклицал
Яша. — Тут нам в булочках недавно тараканов привозили!
— Вот сволочи! — подхватывала она. — Я вам
таких булочек напеку, таких куличей! Такой мацы…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №4.345:
Вдохновенный голос юноши:
— Аль-лёбля!!! Аль-лёбля!!!
(Неостановимый однообразный матерный текст. Отбой)…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл Odessa
«…в Одессу из Москвы летает „Як-40“, почти забытый мною
самолет из моего детства, тот, что с дыркой в заднице, под хвостом. Мест в нем,
кажется, 20, не больше. Теснота страшная. И вновь — обморочный страх отрыва от
земли и единственная обреченно-спасительная мысль о большой страховке, которая
не даст осиротевшей семье пропасть с голоду.
Едва приземлились, в самолет вошла служащая аэропорта, стала
выкликать VIP-персон, какого-то Добина, который не хотел отзываться. Остальных
пассажиров придерживали плотной толпой в узком проходе. Интересно, где этот
мудак Добин? Выпал из иллюминатора по дороге? Наконец, один из пассажиров,
горластый чернявый парень, крикнул:
— Девушка, а вам не надо подрочить вприсядку? Что за
дела, не понимаю! Еле из Москвы вырвались! Я еще родную землю не целовал!
И стюардессу смели на пути к родной земле. Неоткликающимся
мудаком Добиным оказалась я, они перепутали фамилию.
Встречала меня целая делегация: сама Маша Благода, сотрудник
ее офиса Сеня и невозмутимый водитель Жора, в прошлом — судовой механик.
Маша очень колоритна, и в должности своей органична. Она
бывшая одесситка, красавица, пышности и размаха необыкновенных. На вопрос к ней
одесских скандальных стариков, — а вы, собственно, кто? — Маша
отвечает: — а я, собственно, наместник.
