Впервые в Иерусалиме состоялся так называемый Парад
гордости, — говорит Мара, — человек 60-70 пидеров и лесбиянок маршем
прошли по истерзанным террором улицам. Иерусалим, как одряхлевший лев, лишь
отмахивался от этого шествия.
Мара торопилась: в двенадцать на горе Герцля, на военном
кладбище хоронили двух солдат, погибших вчера на Севере. «Я исхоронилась своих
соотечественников, — говорит она, — у меня в сумочке всегда лежит
черная косынка — для кладбища».
…За эти несколько дней как-то решительно и сразу повзрослела
дочь. Вчера, рассматривая разворот газеты с фотографиями жертв — и все, как на
подбор, белозубые, бровастые, кадыкастые ребята, — проговорила сухо, почти
бесстрастно: «Погибают мои женихи…».
Сильно вытянулась за последнее время. Похудела.
И больше не плачет…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
По летному полю аэропорта Бен-Гурион, так же, как и по всей
стране, свободно разгуливали кошки. Мы стояли в буфете на втором этаже, в зале
ожидания вылета, и через огромные окна смотрели вниз, на самолеты. Вдоль
летного поля наперегонки мчались две повозки со сложенными трапами. Они были
похожи на колесницы, двое молодых людей в ядовито-желтых жилетах авиационных
служащих сидели на них, откинувшись, в позах возниц, вот только лошадей
прогресс выпряг из упряжки и пустил на колбасу.
…В самолете за нами сидела молодая женщина с годовалой
дочкой, все время плачущей, — очевидно, у нее резались зубки. Сосед по
креслу, пожилой господин строгого вида, забрал у женщины ребенка и весь полет
ходил с младенцем на руках взад-вперед по самолету. Когда мать пыталась забрать
ее, девочка поднимала оглушительный рев. Господин говорил без улыбки: — вот это
комплимент! — и продолжал ходить по проходу до самого конца полета, пока
не объявили снижение.
Борис сложил вчетверо газетный лист, откинул голову и закрыл
глаза… Я заглянула в лист и прочитала абзац из статьи Саши Чернавского, нашего
соседа, политолога: «…надеяться на какие-то моральные ценности, когда юный
террорист перед терактом звонит по мобильному матери — „мама, что мне делать?“
— в надежде, что она уговорит его бежать… И что отвечает мать, которая выносила
этого ребенка под сердцем и вырастила его? Мать отвечает:
— «Да укрепит Аллах твое сердце, сынок!»…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава 24. Операция «Горячее слово»
Поскольку темпы Восхождения с началом войны в Израиле
снижались все больше и больше и, наконец, опустились до нижней критической
отметки, зашевелились и зарычали американские спонсоры. Они изрыгнули пламя,
которое припекло аллигаторов в Центре. Аллигаторы разинули пасти и клацнули
зубами, у Клавы затлела толстая задница.
В Центре придумали и утвердили несколько новых ставок.
Пригласили несколько умных университетских голов — очередных идиотов, которые
ни черта не смыслили ни в России, ни в деле вдохновления на подъем.
(На языке Синдиката это, правда, называлось другим словом —
«призыв». Наши кормчие до сих пор мыслили военными категориями. И это понятно —
более полувека, со дня основания, Страна находилась на осадном положении.
Поэтому у многих местных, которые в этом родились, сдавали нервы.
Понятно, что Страна постоянно нуждалась в новых
«призывниках» — те, как правило, если не уезжали, принимали положение таким,
каким получали в пользование, и жили той жизнью, какую Страна на них
наваливала. Тем более что было в этой жизни, помимо тягот, еще и странное,
трудно объяснимое посторонним, родственное очарование…)
Словом, приглашенные советники изобрели очередной блицкриг,
операцию «Горячее слово», сроком на четыре месяца. Вызванный в Иерусалим и там,
как обычно, наполучавший от начальства пенделей, Клава по приезде собрал всех
синдиков на перекличку.
Идти в народ — вот был основной мотив его ора.
— Идите, убеждайте, говорите! — кричал он. —
Что вы сидите в своих кабинетах?! Евреи не восходят сами собой, их надо
убедить!
Посреди переклички вбежала Рутка с Клавиным
мобильником, — вытаращив глаза, молча исступленно жестикулируя. — Из
Аргентины!!! — шипела она. — Из Аргентины!!! Таким обычно было у нее
лицо, когда Клаве звонил сам Верховный. По-видимому, он и звонил. Из Аргентины.
В связи с их экономическим кризисом, несколько семей тамошних богатых евреев
ринулись в Израиль. Так что в Синдикате воспряли, расправили плечи и уже
намечтали себе новое направление деятельности. Но разве под силу было
танго-гитарной Аргентине перешибить могучую, топкую, сивушную Россию по части
поставки восходящих!
Клава вскочил и, прижимая мобильник к щеке, засеменил в свой
кабинет. Вышел оттуда минут через пять с потрясенной растерянной улыбкой.
Разговор, по его пересказу, состоялся приблизительно следующий:
— Клавдий, — сказал Верховный Синдик, — вот я
стою на трапе самолета и смотрю вдаль, на Буэнос-Айрес. И у меня хорошо на
сердце… А в сторону России я не хочу смотреть, и на сердце у меня печаль… Ты
понимаешь меня?
— Нет, — сказал ошалевший Клава.
— Я скажу тебе — что делать, Клавдий: надо работать.
Надо сделать сначала одно, потом другое, потом — третье. Сначала сделать одно,
и только потом другое, а уж потом и третье… А теперь я улетаю, прощай.
Все это Клавдий пересказал нам, по-прежнему пытаясь
осознать, — уж не напился ли часом, по-человечески, наш Верховный.
— В подробности не вдавался? — спросил доктор
Панчер.
— Нет, — ответил Клавдий…
Он сказал задумчиво:
— Чует мое сердце, они пришлют нам еще какого-нибудь…
надзирателя… И ведь его тоже надо будет куда-нибудь законопатить… Мы лезем из
садика, как тесто из кастрюли, замбура! Не убить ли мне кого-нибудь из вас, а,
ребята? Например, тебя, Анат Крачковски…
— Это я, — перебила его баба Нюта задорно. —
Это я буду по всем по вам сидеть шиву…
— Я знаю! — вдруг проговорил Петюня. — Знаю,
что делать! Предоставьте мне решение этой проблемы.
На моей памяти это был единственный случай, когда Петюня не
только не отбрыкивался от порученного ему дела, но сам вызывался работать.
Наверное, сильно выпил, подумалось тогда многим.
Но никто не предполагал — насколько в тот раз он сильно
выпил.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Минут через тридцать после переклички Клавдий вызвал меня и
велел написать сценарий беседы с потенциальным восходящим.
— Нет, — сказала я, — это не входит в
обязанности моего департамента.
— Ну, прошу тебя, как человека! — взмолился
Клава. — Ты же писатель, черт там тебя знает, — что ты пишешь… Чего
тебе стоит!
