— Значит, вы считаете, что никакого чуда с обнаружением
того или иного колена быть не может? — спросила я. — А версия Эли
Визеля о неких землях в Америке и проживающих на них, забывших свою историю
коленах… — то, из-за чего Колумб пустился в плавание? А известная теория о том,
что японцы — потомки этих колен, смешавшиеся по пути с племенами где-то в
отрогах Гималаев? Причем, насколько я знаю, эта теория подтверждается…
— Бросьте, — перебил он. — Невозможно, чтобы
вдруг возникла неизвестно где находящаяся страна, с волшебной рекой и чудесным
образом уцелевшими коленами. Это аллюзия на нечто, чего я не знаю. А те, у кого
я интересовался в Бней-Браке, — тоже не знают. Скорее всего, эта
информация потеряна или относится к части тайного знания, куда меня с моим
свиным рылом суетного функционера не подпустят никогда. — Он взглянул мне
в глаза и твердо проговорил уже без акцента: — Вот что я вам скажу, землячка:
тайное потому и называется тайным, что не продается тиражами в тысячи
экземпляров и не распространяется по Интернету…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава 21. Ничто не должно повториться!
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл katastrofa!
«…просыпаясь ни свет ни заря, первым делом я вспоминаю обо
всех делах — звонках, поездках, тусовках, встречах, — которые должна
прожить сегодня, пробежать, проползти по-пластунски, не высовывая головы под
огонь неприятеля. Страшная тоска наваливается на меня в эти первые минуты
пробуждения. Кажется, я даже стону, во всяком случае, Борис уверяет, что
момент, когда я прихожу в сознание после короткого оглушительного сна, он
всегда чувствует…
День, в который должен, наконец, состояться Вечер Памяти и
Скорби, начинается у меня с мигрени такой силы и скорби, какой нечасто могут
похвастать даже пенсионеры «Теплого дома» Фиры Будкиной.
Мгновенно проносится передо мною огненный хвост последних
скандалов и подготовки к событию: я вспоминаю, что Рамирес каким-то образом,
вероятно, своими латиноамериканскими уловками, сумел навесить на меня
обязанность встретить израильскую певицу Моран Коэн и привезти ее прямо в зал,
что надо еще связаться с председателем дружественного нам фонда «Мир всем
религиям» отцом Сергеем Коноплянниковым, который вызвался выступить с речью по теме,
и продумать — как и его доставить к месту событий… Ну, и прочее, прочее,
прочее. А главное — как вытащить на сцену Клавдия?
Проглотив таблетку «мигренола», я сажусь за телефон и
принимаюсь будить всех своих. Сначала Костяна: в порядке ли звуковая аппаратура…
— Дина, — говорит он, — есть ли у вас хоть
капля жалости? Полседьмого утра… Аппаратура давно в зале, все подключено, все
крутится-вертится… Я лег вчера в час ночи…
Далее, Женя: — выложена ли на сайт информация о Вечере?
— …а-га-а…
— разосланы ли зазывки средствам массовой информации?
— …а-га-а…
— готовы ли для раздачи слонам и крокодилам фенечки
(календарики с эмблемой и адресами Синдиката)?
— …а-га-а…
— Ты что, спишь?
— Нет, просто все это вы у меня спрашивали вчера, и я
уже говорила, что все сделано.
Так. Теперь Маша… Ладно, эта пусть спит, она слабенькая.
Но вслед за этой мыслью раздается звонок. Взгляд на
определитель: НЕ РЕВЕРДАТТО!
— Да?
Полузадушенный голос Маши:
— Дина, вы помните, что сегодня Вечер Памяти?
— Маша, ты грубишь.
— Так кто ж вас знает! Может, вы как раз вчера выпили,
загуляли, забыли… а я только докладываю: чокнутой Фире Будкиной с ее старперами
я уже звонила, чтоб все они, как штык!.. Машины у Рогова заказаны, певичку
встретит ваш Слава и отволочет в зал ко времени, поп готов, как пионер, и от
машины отказался, приедет сам…
— Маша, умоляю: вежливо, ласково, деликатно!
— Обойдутся…
Ну, хорошо, дальше: распорядиться об увековечении этой великой
тусовки.
— Эльза Трофимовна, сегодня, как вы знаете, Вечер
Памяти Шести миллионов погибших.
— Так-так… конечно… скольких миллионов?
— Эльза Трофимовна!!! Сегодня!!! Фонд «Узник»!!! При
поддержке Синдиката, УЕБа, Посольства и прочих организаций проводит Вечер Памяти
и Скорби! Этим мероприятием мы занимались последние три месяца!
— …так-так… конечно… я что-то не в курсе…
— …я звоню предупредить: любые сообщения об этой тусовке
в средствах массовой информации выловить, обозреть и отослать начальству в
Иерусалим.
— Ну, это само собой…
И, наконец, Рома. О-о-ох…
— Рома, доброе утро, я…
— О! Хорошо, что вы позвонили! Предупреждаю, сегодня у
меня черт-те что, и сбоку бантик! На даче батарею прорвало, все водой залито, у
Гройса ангина, да еще на вечер Послица зазвала нас на чай…
— Вы хотите сказать, что не явитесь сегодня на
мероприятие департамента?
— Да не хотелось бы… Но у меня по нему вот какие
соображения…
Я бросаю трубку и в ярости начинаю метаться по квартире,
выговаривая самой себе все, что думаю о Роме, о Гройсе, о сегодняшнем Вечере и
заодно о Синдикате, со всей его коллегией.
Поэтому, когда звонит телефон, неосмотрительно хватаю
трубку.
— Да?!
— …кашеварим-кашеварим, а хлебают масоны… — тяжело
вздыхая, тянет прямо в воронку больного моего виска знакомый гнусавый голос… —
душа народная, кровь народная на нем, — за него та травушка
взойдет-колышется…
Ревердатто, голубчик ты мой, птица ранняя, как и я, —
здравствуй!
День начался…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Часов в одиннадцать меня вызвал Клава.
С полминуты разглядывал меня на пороге кабинета, сощурившись
и гоняя рукою дым.
— Как тебе удается так худеть?
— Я же рассказывала, специальная диета…
— Нет, просто ты мне назло…
Но сегодня у него не было настроения упражняться со мной в
русском.
— Садись. Я буду курить в сторону… Слушай, — что,
сегодня вечером я должен быть на этой торжественной замбуре!
— Обязательно! — воскликнула я. — Ты будешь
выступать. Я добилась, чтобы тебя вставили между Послом и священником.
— Пусть все они вставят себе в жопу морковку…
— Это очень важно, Клавдий! В последнее время эти
посольские наглецы так и норовят указать нам место в иерархии.
— О, Боже… А я хотел пойти на рынок, выбрать баранью
ногу и запечь ее с чесноком и травами по-венгерски… Знаешь, как я это делаю?..
Ну, ладно, — спохватился он. — Так, напиши мне какую-нибудь душевную замбуру.
Только коротко и просто… Без своих писательских штук…