— Но что же делать! Сегодня вечером сюда должны въехать
мои семинаристы!
— Прямо не знаю, — развел руками директор. —
Сейчас кликну Юрку, массажиста, и парикмахершу Клавдию Семеновну, сам
присоединюсь… Ну, прямо не знаю!
— Хорошо, — сказал Яша, снимая пиджак и закатывая
рукава рубашки. — Зовите своих орлов, приступаем немедленно…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Вот вы ездите где-то, — сказала моя грубая
секретарша, — а вчера вас Яков весь день искал с какой-то бумагой.
— С какой? — спросила я кротко.
— Ну, почем я знаю! Вон она, лежит у вас на столе…
— В следующий раз, — так же кротко сказала
я, — бумагу изучить, проблему ликвидировать, — желательно, без моего
участия. И докладывать нежно и подобострастно, как ангел небесный. А то ведь
выгоню, в конце концов, к чертовой матери. Понятно?
Она засмеялась и сказала:
— Поня-а-тно.
Бумага лежала на столе в сложенном виде, той стороной, на
которой Яша, конечно же, набросал комикс: кадр первый: двое толстощеких детей
тянут какую-то огромную кошелку к дверям хижины, приговаривая: «Тятя, тятя,
наши сети притащили!..» Во втором кадре всклокоченный с перепою тятя с
вытаращенными глазами выталкивает слова в выдуваемый пузырь: «Паразиты, сколько
раз повторять: не трогайте сетей!»…
Дальше я рассматривать не стала, уже предчувствуя, что
содержит внутри эта бумага.
И точно: мне сообщали, что такой-то, с моей фамилией,
израильский гражданин, свалившийся в результате пьяной драки в Ниагарский
водопад, скончался в госпитале в Монреале, не приходя в сознание. И меня просят
забрать тело как можно скорее, в противном случае…
Маша несла мне чай, но расплескала его, услышав мой вопль из
кабинета.
— Свяжи с Козловым! — в холодной ярости велела я.
— В смысле, с Рамиресом?
— С Козловым!!!
Она поставила чашку на стол и, вытирая на ходу мокрые руки о
джинсы, помчалась выполнять…
— Фелип-пе… — вкрадчивой растяжечкой начала я, услышав
в трубке голос Козлова. — Зачем вы допекаете меня этим мертвецом?
— Но… разве вам безразлично, что ваш
родственник?.. — сделал вид, что удивлен, шокирован…
— Он не родственник мне, и я вам это уже говорила… — я
разгонялась, раскачивая голос и готовясь к прыжку… — Понимаю, что моя фамилия
более распространена, чем, скажем, Козлов-Рамирес… Но все-таки, запишите себе
где-нибудь: если еще раз мне будет послана депеша насчет этого парня, я
действительно приволоку его из Монреаля и сгружу у ворот Посольства…
Но тут, к моей досаде, открылась дверь кабинета, показалась
голова Джеки, как всегда, приветливо улыбавшегося. Увидев, что я на телефоне,
он заполоскал в воздухе какими-то зелеными бумажками, отпрянул, скрылся… Его
обаятельная, всегда дружественная улыбка сбила меня с драчливой ноты…
Я опустила трубку, позвала Машу.
— Что хотел Джеки?
— Деньги занес, — сказала она. — Пятьдесят
долларов, говорит — долг. Страшно благодарил…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Из «Базы данных обращений в Синдикат».
Департамент Фенечек-Тусовок.
Обращение №3.145:
Кликушечий женский голос:
— Куда мне еще обращаться, куда?! Я уже звонила в вашу
израильскую церковь, молила: — Да за ради Хоспода Боха нашего Христа, помохите!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл sindikat
«…наши ледовые сатурналии в «Лужниках» подготавливаются в
ситуации тревожного ожидания чего-то страшного. Вчера на перекличке, во время
обсуждения, в дверях показалась Рутка, бледная и испуганная.
— Что?! — крикнул ей Клавдий. — Кто тебе
поставил пера?
— Там… — проговорила она, как-то жалко вякая бледными
губами… — там…
Клава крякнул, вышел из-за стола и проковылял к двери.
Вернулся через полминуты и мрачно проговорил:
— Мы получать телефон, что еще несколько минут мы будем
«бум!».
Все воззрились на Шаю. Вернее, на его пиджак, словно тот мог
сейчас запросить духов — прятаться ли всем нам под столы, или не стоит…
Далее, ведомые Шаей и Эдмоном, все мы, как на учениях, выстроились
в темном коридорчике возле Юной стражи Сиона. Топтались, перешучиваясь… Однако
под ложечкой довольно мерзко посасывало…
Разумеется, тревога оказалась ложной…
Собственно, ничего нового не предвидится. Дни такие — день
рождения фюрера, да еще проклятый этот футбольный матч на большой арене, и
буквально в те же часы. Уже с неделю какие-то мозгляки беспрестанно звонят и
голосами юных онанистов обещают расправу. Жалко, что попадают они не на меня, с
моим прославленным сквернословием, а на Машу, которая, будучи сама грубиянкой,
при звуке грубого голоса падает в обморок — самым натуральным образом.
А вчера звонила вернувшаяся из Подмосковья, совершенно
истерзанная научной своей деятельностью Норочка Брук и с истерическими нотами в
голосе рассказала о некой только что прошедшей научной конференции в доме
отдыха «Пантелеево». О Пожарском, который на заре перестройки стал сколачивать
еврейские просветительские общества по провинциальным городам. Такой
непоседливый Минин-Пожарский, грубая просветительская работа.
Его гвардия — в основном, конечно, водопроводчики, но —
еврейские водопроводчики. С запросами. Они уже прочитали учебник университета
Вечной учебы для дистанционного образования, грянули оземь и обернулись
лекторами. И теперь желают залудить конференцию. Делается это просто —
переписка учебника и провозглашение его с амвона. И поскольку Нора возглавляет
Коллегию профессоров при Центре Иудаики, то обязана мотаться по таким вот
незатейливым мероприятиям.
Ну, «Пантелеево» как «Пантелеево» — не ремонтировался лет
двести, в столовой — макароны на макаронах и макаронинами погоняют, и так
далее. Но Пожарский не хочет менять место встреч, говорит, что Клещатик дает
самые низкие цены. (Еще бы не низкие, — за этот бассейн, за это — как там,
в фамильной его ктубе? — «прелестнейшее имение под небом»)…
Ну-с, наутро — торжественное открытие конференции. Пожарский
сияет, горит и провозглашает. Затем — пленарная установочная лекция — «Великие
евреи — мужчины и женщины».
На трибуне буфетчица из зенитного училища — роскошная грудь,
подпертая роскошным животом. Роскошные бронзовые кудри по плечам, видать, с
утра побывала в местной парикмахерской у Клавдии Семеновны. Начинает говорить —
профессора околевают на своих стульях. Это не лекция, это поэма! Обилие
деталей, подробности, рвущие сердце: «Юдифь ступала медленной чувственной
поступью… Садилось солнце… Ослик, привязанный к ограде позади шатра Олоферна,
издал короткое ржание»… И так далее… Короче — пилотная образцовая лекция.
