— …одного только за всю жизнь помню… «давай, говорит, в
сберкассу…» Сейчас, думаю, я тебе тут в сберкассу огородами побегу… Сую ему
полтинник, говорю — «все, друг, давай на этом помиримся…» А он: «никогда ни у
кого не брал и брать не собираюсь…» Ну и заставил меня в сберкассу бежать. Этот
случай я единственный помню. Вот он мне в память врезался медально…
— …ну и расстался я с некоторой толикой денег, да тут
уже ни хрена не попляшешь. Если б я еще аскетом был, вина и женщин бы чурался…
а так, думаю…
…Но в эту н-о-о-очь под сенью сонных стр-у-у-уй
Я всё-о-т-ки вырвал первый поцел-у-у-уй…
…Вдруг Слава заговорил на иврите быстро и гладко. Но как-то
неразборчиво. Смотри-ка, подумала я сквозь дрему, вот что значит — опыт работы
в Синдикате, помноженный на природные способности.
— …Ильинишна!
Я открыла глаза. Темно, в окне машины — тусклая лампочка под
козырьком подъезда. Слава сострадательно заглядывает мне в лицо.
— Пошли, отконвоирую вас до хаты.
— Не надо, Слава, я сама.
— Там у вас темно, вроде…
— Зато пожара нет…
…В подъезде кто-то вывернул или разбил лампочку. Я достала
свой лазерный фонарик-крошку (десять лет гарантии) и, высвечивая перед собою
красный кружочек на полу, стала осторожно подниматься по шести ступеням, на
первую площадку; повернув к лифту, наткнулась на кого-то тяжело сопящего,
громко рыгнувшего от столкновения. И — выронила фонарик.
— Что?! Вам кого?!
Кто-то большой, распространяющий тяжелый запах, молчал и
перетаптывался…
— П-позвольте… — проговорила я прыгающими губами… —
Позвольте… пройти…
Тут приоткрылась дверь соседней квартиры, и женский голос
сердито позвал из щели электрического света:
— Альфа! Альфа, сволочь поханная, — домой!
…В лифте я прислонилась к стене и медленно съехала на свою
сумку…
— …А у нас тут новое развлечение, — сказал Борис,
когда я вышла из ванной…
После его слов зазвонил телефон. Три часа ночи! Я
инстинктивно рванулась — к трубке, но муж удержал меня.
— Не бери! Это он.
— Да кто — он?!
— Какой-то общительный псих. Звонит без продыху весь
вечер и вот уже полночи. Не подходи, когда-нибудь ему надоест.
Действительно, звонок умолк. Но минут через десять, —
мы уже легли и свет погасили, — зазвонил опять.
— Нет, ну это же не может продолжаться вечно!
Я вскочила, решительно и молча сняла трубку.
Там помолчали, сопя… Потом невнятный мужской голос
пробормотал, вздыхая:
— О, святой Базилик, святой Базилик… не в то же сил по
краю пить кровушки густой народной нять то краше… — и скатился в вялое
бормотание…
— Вам кого? — сурово спросила я. — Вы
понимаете, что сейчас глубокая ночь?
Он вздохнул и опять заволок монотонное бормотание с
всплывающими мутными островками слов.
Я положила трубку. Борис стоял рядом в трусах, нервно
поглаживая лысину.
Опять звонок.
— Послушайте! — рявкнула я, срывая трубку, —
вы что, по милиции соскучились?
Это предположение, по-видимому, его развлекло. Он забормотал
громче и возбужденней…
Я бросила трубку. Отключила телефон. Мы легли и часа два еще
обсуждали — что бы это могло такое быть? Несчастный шизофреник? Развлекающийся
подросток? Служака, скучающий на прослушке?
Утром, едва включили телефон, он злорадно зазвонил, словно
подстерегал это мое движение — руки к розетке.
Монотонным отрешенным голосом псих — так казалось — читал по
книжке, вернее, по нескольким, разложенным перед ним, книгам. Выхватывал слова,
отдельные фразы, лепил их на скорую руку… «Спасите Конкорд… — сказал он мне на
этот раз, — спасите Конкорд…»… Иногда, впрочем, внятно отвечал на вопросы.
Хотя и несколько односложно.
…Главу департамента Бдительности я застала на карачках перед
воротами детского садика, изучающим днище нашего синего «форда». На углу у
«Гастронома» стояли три местных алкаша и с обалделыми лицами следили оттуда за
странными действиями лысого «азера»…
— Шая, — сказала я, — свистать всех наверх!
Наконец-то у нас неприятности!
Он вскочил, отряхивая брюки на коленях.
Я принялась подробно и в лицах, копируя интонации нашего
телефонного взломщика, рассказывать всю историю, предвкушая бурную реакцию Шаи
и не решаясь признаться себе, что давно ждала такого вот момента, —
поглядеть, каковы будут действия нашей хунты в полевых условиях.
Когда закончила, он строго проговорил:
— Все очень серьезно, Дина! Мы не можем игнорировать
твой случай! Неизвестно — кто этот тип и что он затевает. Мы обязаны отнестись
к данному факту со всей ответственностью!
— Отлично, — сказала я, — вперед! — и
пошла к проходной.
— Ты должна немедленно обратиться в милицию! —
закричал он мне в спину. Я обернулась. На коленях его была грязь. Лысина
сверкала. Насупленные брови перса чернели на лице яркой приметой. Он отлично
продавал бы цветы на всех московских рынках.
За его спиной, у «Гастронома», под щитом «Пойми красоту
момента» отдыхал в блевотине сильно побитый мужчина.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл psih
«…к восторгу нашей дочери и всего моего департамента,
история с телефонирующим психом приобретает детективный оборот. Рассудительный
Слава говорит, что надо на „Горбушке“ купить определитель номера, застукать
этого весельчака и… — И что? — спрашиваю я Славу. Тот отвечает: — …а вы,
Ильинишна, не задавайтесь тяжелыми вопросами бытия. Вы номерочек узнайте, а там
уж я возьму дело в свои руки, и колбасить его будут не по-детски.
Я, конечно, не могу допустить Славиного самоуправства. Но
после бессонной недели он буквально силой повез меня на «Горбушку», за пять
минут определитель был куплен и еще за пять минут, — после возвращения
домой, — заветный номер был считан с этого замечательного приборчика.
На работе Женя полезла в справочную Интернета — разыскивать
данные абонента, и через минуту воскликнула:
— Вот это да-а-а-а! Угадайте фамилию вашего психа!
Все мои вразнобой стали орать из обеих комнат: Шапиро!
Рабинович! Черномырдин! Путин! Я сказала из своего кабинета:
— Буонарроти.
Женя отозвалась:
— Ну, почти. Ре-вер-дат-то!
Все заорали — не может быть! Женя, как всегда, —
пожалуйста, убедитесь. Все кинулись к экрану и — пожалуйста, убедились.
Ревердатто В.Д.
