— Где? — подобострастно выпрямилась Фира, делая
грудь колесом. Знамена взметнулись над ее головой, навеки посвященной хне, и я
поняла, что попала в яблочко.
— Куда пошлют! — отчеканила я.
В трудных случаях, в дачные мертвые месяцы душного лета мы
бросали на прорыв спаянную роту Фиры Будкиной.
И они отрабатывали сполна: задавали глубокомысленные
вопросы, критиковали правительство Израиля, давали советы по арабской проблеме,
оглушительно хлопали в конце вечера…
Словом, это было удачнейшее приобретение. Когда бы ни
рухнула мне на голову комиссия из Иерусалима, или заезжий посланец с лекцией,
или еще какая-нибудь напасть, в течение дня по звонку собиралась группа
молодцов. Человек тридцать, тридцать пять… Семеро из них были еще крепкими,
деятельными, симпатичными людьми. Человек восемь-десять — в почтенном возрасте,
но вполне вменяемыми. Ну, и остальные — кроткие старички, еще на ногах и в
своем уме…
Досаждал публике только Самуил-рифмач. Он неожиданно
выкрикивал непристойности в рифму к словам лектора. Тогда Фира со своего места
молча показывала ему кулак, и он унимался.
Так что при помощи этих потемкинцев я из любого приезжего
шелкопера срабатывала нормальную тусовку. Все оставались довольны.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И все-таки нам явно не хватало собственного здания, где мы
бы развернулись. Особенно я, по части фенечек и тусовок.
Когда эти типы из УЕБа пригласили нас на церемонию открытия
их нового культурного центра на Остоженке и весь вечер, злорадно ухмыляясь,
водили по этажам великолепного особняка, отремонтированного по последнему слову
строительного прогресса — с такими дубовыми лестницами, такими кожаными
креслами, такими вазонами с фикусами-пальмами, а главное, с таким качественным
банкетом… — нашему с Яшей смирению пришел конец.
Это был один из тех обычных вечеров, порядок которых
сложился за последний десяток лет: небольшая торжественная часть с непременным,
зачитанным вслух приветствием отсутствующего Гройса, с кратким сухим
выступлением главы УЕБа господина Оболенски, представленного Митей — «радушным
хозяином этого гостеприимного дома». Радушный хозяин мрачно прожевал несколько
фраз, буравя присутствующих взглядом мудрой кобры.
Присутствующие, однако, напряженно дожидались волнующей
процедуры оглашения Главных раввинов — (порядок и титуляция), — двое из
которых сидели на противоположных концах первого ряда, вперив строгие взгляды в
ведущего, а третий пропадал в соседнем зале, где официанты накрывали столы для
банкета. Под предлогом проверки кошерности, Главный раввин России Мотя Гармидер
уже опрокинул рюмочки три водяры и вытащил пальцами из салатницы с десяток
маслин.
В сущности, церемонию оглашения раввинов всегда можно было
предсказать заранее: к этому времени давно вошла в силу формула «по версии». Но
все-таки, каждый раз публика напрягалась, интересанты волновались; все им
казалось, что в этой извечной игре перетягивания политического каната могут
сместиться акценты, может прийти грозная телеграмма из Кремля, или приехать
американский Ревизор, или раздастся небесный глас из Неопалимой Купины, —
словом, что-то такое, что поменяет приоритеты. Да и говоря по справедливости, в
этой стране всегда надо чутко прислушиваться к порядку оглашения персон.
Между тем ведущая вечера перечисляла имена и должности глав
крупнейших организаций-спонсоров. Услышав свое имя, мой начальник одобрительно
кивнул и украдкой взглянул на меня. Я ему послала воздушный поцелуй.
— Мы также рады приветствовать в наших стенах Главного
раввина России… (пауза… шорох в зале ) по версии ОРЕРа… Манфреда Григорьича
Колотушкина… (аплодисменты).
— А также Главного раввина России… по версии РЕЗа…
господина Залмана Козлоброда… (аплодисменты).
Дверь приоткрылась и в зал просунулся веселый Мотя Гармидер.
— Меня выкликали уже? — шепотом спросил он Яшу,
прислонившегося к косяку…
— Мы неизменно рады приветствовать также Главного
раввина России… по версии Щадящего иудаизма… Мордехая Гармидера…
Мотя покивал всем и вновь нырнул за дверь. Яша выскользнул
следом.
— Мотя! Что нам сегодня наливают?
— Тс-с-с! — Мотя жестами призывал его за собой в
соседний зал. — Только тебе и только по блату…
А в зале начался очень недурной концерт, и я осталась.
Играл легендарный Алексей Козлов в сопровождении гитариста и
ударника из ансамбля «Арсенал».
В кожаной куртке, постаревший, сутулый, — он стоял к
публике вполоборота, пережидая вступление, легонько кивая в такт, задумчиво
прикрыв глаза. И вот вступал… Сипловатый голос саксофона одышливо втолковывал
что-то, выдавливая длинную витиеватую фразу; устало-виртуозные пассажи
прерывались всхрапами, выхрипами, чуть ли не кашлем… Но почему-то хотелось,
чтобы этот стариковский разговор саксофона с гитарой не кончался, а все длился,
длился до утра…
Ударник был гениален со своей избыточной мимикой: он
округлял рот, вскидывал брови, страдальчески вскакивал и даже, кажется,
вскрикивал, когда лупил по тарелкам.
Гитарист, плоский, как его гитара, клонился вбок, изгибался,
кивал бледным угловатым лицом…
Бритый наголо Козлов делал два-три шага по маленькой сцене,
иногда боком присаживался на стул и искоса посматривал на музыкантов, слегка
усмехаясь. И вот он опять вступал: трубным окликом и — после паузы-вдоха…
витиевато катящейся с горки бормотливой, спотыкливой мелодией…
…После окончания концерта двери в соседний зал распахнулись…
Засияли накрытые для банкета столы, чуть тронутые Мотей и Яшей… Среди столов
сновала наша Ниночка, старательно поглядывая — всюду ли есть салфетки, как там
блюдо с куриными рулетиками… Ага, подумала я, значит и УЕБ прибегает к помощи
Клещатика… А может, так: значит, и УЕБ не ускользнул от Ной Рувимыча…
Мы с Яшей — с бокалами в руках — столкнулись в небольшом
уютном и уже меблированном по последней офисной моде зале, который они назвали
«библиотекой», угрюмо оглядели ряды компьютеров на столах, ладно сработанные —
под потолок — книжные шкафы и, главное, готовые к любой выставке застекленные
витрины, молча чокнулись и посмотрели друг другу в глаза: оба мы пребывали в ревнивом
служебном бешенстве.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наутро мы ворвались в кабинет к Клаве, закрыли за собой
дверь и приступили к осаде.
Клава пыхтел, щурился сквозь дым сигареты, кивал, ярился,
кричал нам:
— Что вы хочешь! Я хочу покуплять дом, я буду покуплять
дом, мне уже подыскал Норувим целый… целый башня… Кремлин!.. Но — эти хуеваты в
Иерусалиме… они хотят законности!
