Наконец поняла: всюду жизнь… Любовный рев за тонкой стенкой
соседнего номера шел на «крещендо» — незримая баба выслуживалась. Верный
признак фригидности, — ибо по-настоящему чувственная женщина всегда
немного эгоистична, и в этой совместной охоте, в этой спаренной погоне за
вспышкой наслаждения, она вслушивается в себя, ловит сполохи приближающегося
глубинного огня, чутко сторожит безмолвный взрыв в потаенном ущелье…
…Где-то в стороне окна, на подоконнике, куда вчера вечером
после лекции я забросила сумку, звонил мой мобильник. Утробно и назойливо
зудела мелодия «К Элизе», — изящная бетховенская штучка, которую когда-то
я так любила… Я поднялась, принялась в темноте отыскивать своего бурундучка в
недрах сумки, не находя, чертыхаясь… Наконец нащупала…
— Ты знаешь война и мир? — спросил голос Клавдия.
Черная стена елей и пихт за окном кривыми ножницами изрезала
лист бледного северного неба…
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты знаешь Толстой?
— Знаю, — сказала я глухо, не веря, что это я стою
здесь, босая, что это я здесь стою перед окном, глядя на черную аппликацию леса
на застиранном драненьком небе, вслушиваясь в нереальный голос, коверкающий
русские слова…
— Тогда ответь — сколько там слов!
— Клавдий, ты где? — спросила я после паузы
осторожно. Судя по тому, что Клава говорил по-русски, рядом с ним находился
кто-то, заинтересованный в результате нашей беседы. — Откуда ты звонишь?
— Я в Самаре. Неважно. Ты знаешь Толстой или нет?
— Что тебя интересует?
— Сколько слов в эта книга?
— Я не считала, — сказала я терпеливо. — На
что тебе?
— Говорят, в ней триста слов.
— Это глупости, — сказала я. — Толстой —
великий писатель. «Война и мир» — великая книга, это несколько толстых книг.
— Значит, ты не знаешь, сколько в ней слов.
— Нет, не знаю.
— Ага, вот видишь! — торжествующе закричал
он, — значит, есть того, что ты не знаешь!
— У тебя все в порядке?
— У меня все в толстом порядке! Я в аэропорте, и я
поспорил на бутылка водка, что в эта книга больше триста слов.
Это означало, что Клава сильно пьян. Обычно ему не изменяла
здравая солдатская сметка. Я даже предполагала — с кем он поспорил. Был там, в
Самаре, еще один интеллектуал — наш синдик широкого профиля Кузя Кавалерчик.
Вот он-то как раз и мог быть родоначальником подобных мятежных идей, да еще
глубокой ночью.
— Будь здоров, — пробормотала я.
— Постой! Ты любишь корабль?
— Что-что?! Какой корабль?
— Мы будем делаем круглосветлый восхождение. Тут умные
люди придумать проект, его маму. Ты когда-нибудь знаешь, как мыкать невеста на
Кавказ?!
— У-мы-кать, Клавдий. Умыкать невесту.
— Да, да, — воскликнул он нетерпеливо, — ты
знаешь русского языка лучше меня. Мы будем у-мы-кать растерянных му-до-зве-ней,
да?
— Мудозвонов…
— Да, большой пикник! Мы им делать большой
круглосветлый пикник, чтобы они вспомнить свою маму — Исраэль. Да, Норувим! Ты
будешь рыбак? Ты ловишь большая рыба в Синдикат, да?
В отдалении пророкотал что-то неразборчиво ласковый баритон.
— Ну, ладно, спи, — миролюбиво сказал Клавдий то
ли мне, то ли Клещатику, который почему-то оказался в Самаре, в аэропорту.
Я свернула мобильнику шею и рухнула на хлипкую койку пансионата
«Балтиец».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл sindikat
«…бывают моменты, и довольно часто, когда мне хочется ущипнуть
или уколоть себя — настолько происходящее напоминает сон. Нет, скорее, все это
напоминает какой-нибудь Яшин комикс.
Когда, в первые же выходные после приезда, мы поехали в
Переделкино — показать дочери музеи Чуковского и Пастернака, она вдруг крикнула
посреди Минского шоссе:
— Смотрите!!! Смотрите!!! Наш автобус!!!
— Ты совсем спятила со своей ностальгией, —
сказала я.
— Говорю тебе, это автобус «Эгеда»! Они даже надпись на
иврите не закрасили!
— А я говорю тебе, что ты сошла с ума.
И еще минут пять мы ссорились, мирились, ссорились… на эту
богатую тему…
А вчера на перекличку синдиков заглянул Гоша Рогов —
выяснить у Панчера сколько юных стражей Сиона тот намерен отправить в
«Пантелеево», и, пожевав губами, обронил, что закажет, пожалуй, через Ной
Рувимыча «два этих ваших, красно-белых аиста»… Что означает это, о, Боже, как
не сон?
…А на днях, совершенно случайно, узнала — чем подрабатывает
мой Слава днем, в свободные от наших поездок часы. Это произошло неожиданно,
когда, попрощавшись с Норочкой Брук у метро «Динамо», я решила заскочить в
Литфонд, взять на три свободных праздничных дня путевки в Переделкино. Возле
подъезда одного дома на Красноармейской стоял приметный минибус с черной
надписью на боку — «Ритуал». Задние дверцы его были раскрыты, двое мужчин
вытаскивали пустой гроб. Из минибуса доносились знакомые позывные радио «Святое
распятие», что вполне уместно монтировалось со всей картиной скорбного ритуала.
— «Бог есть огнь, согревающий и разжигающий сердца и
утробы. — Зазвучал из открытой машины возвышенный тенор. — Итак, если
мы ощущаем в сердцах своих хлад, который от Диавола, ибо Диавол хладен, то
призовем Господа, и он…» — возвышенный тенор вдруг оборвался, что-то щелкнуло,
захлебнулось икотой, и бойкий тенор же, отчего показалось, что мгновение назад
звучавший голос воспрял от святых раздумий, вдруг заголосил:
Шел по улице Тверской,
Меня ёбнули доской!
Это что за мать ети —
Нельзя по улице пройти!
Пораженная совпадением радиодуэта, я ускорила шаги и
поравнялась с минибусом. Третий мужчина — тот, что стоял в машине посреди
бумажных венков, лент, черных туфель-лодочек… плоских, словно отутюженных,
белых тапочек… и придерживал пустой гроб, помогая двум другим осторожно
спустить его на землю, поднял бритую голову, и я увидела знакомый татарский
прищур и белый шрам на скуле. Секунду он смотрел на меня, и вдруг подмигнул,
как ни в чем не бывало.
Между тем гроб был спущен на попа и прислонен к дверям
подъезда, Слава захлопнул задние дверцы, на которых немедленно сложилась
наклейка: «Мужчина, что это вы тут стреляете?!» — и один из парней расписался
на бланке, который Слава аккуратно опустил в карман куртки.
— Ильинишна! — крикнул он мне, — не жмитесь,
сирота, в сторонке! Карета подана, не прокатить ли вас до дому с ветерком? У
меня есть полчаса неучтенных, пока родные обрядят старушку…
