— Это моя последняя зарплата, — сказала я
скромно, — но зато уж — зарплата синдика!.. Лучше помоги мне открыть
кошелек и отсчитать деньги… Одной рукой несподручно…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Вы, конечно, можете ехать… — сказала дочь за
завтраком, — а я остаюсь.
— Как?! — воскликнули мы с отцом одновременно… —
но мы же хотели напоследок — в Питер… погулять…
Она взглянула на нас с каким-то новым, жалостным выражением
на лице, помедлила…
— Не хотела вчера говорить… В общем, я получила
повестку из армии…
Мое сердце ухнуло вниз и заполошно забилось там… Странно: я
ведь ждала этого последний год, я ведь прошла уже эту дорогу однажды, с сыном…
Я уже не спала однажды три года, дожидаясь его внезапных появлений, натыкаясь
на винтовку в разных углах квартиры… Но, выходит, страхом за дочь ведают
другие, более беззащитные участки души…
— Ты… будешь заполнять анкету? — осторожно спросил
отец. — Они ведь предлагают назвать род войск?..
— Да. — Сказала она, намазывая малиновый джем на
булку. — Можно отметить галочкой…
— И ты?..
— В разведку, — сухо сказала она.
Мое сердце второй раз ухнуло и беспомощно затрепыхалось.
— Но… ведь ты поешь, играешь на гитаре… Ты артистична…
Может, стоит попытаться — в армейский ансамбль… или?..
Подняв голову, она смотрела на меня удивленно и строго…
Отец под столом наступил мне на ногу, погладил гипс на моей
руке и сказал:
— В разведку, так в разведку…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В тот же день по пути к автобусу я зачем-то опять завернула
на рынок. Впрочем, понятно — зачем. Из упрямства. Из-за все той же, что и пять
тысяч лет назад, жесткой, несгибаемой выи, направляющей очередную упрямую
голову, заклеенную пластырем и украшенную черной шляпой.
Просто меня влекло туда ужасно — на этот, опустевший от
покупателей, рынок.
Он действительно был пуст… Чисто выметен и словно выстроен
для какого-то смотра… И — непривычно тих. Я походила по рядам, приценилась к
помидорам и перцам… вернулась на главную улицу… Наконец поняла: все дело было
не в отсутствии толпы покупателей, а в том, что молчат горластые зычные
торговцы, восточные евреи… оглушающие вас в обычные дни, наперебой вопящие,
трубящие, кликушествующие поверх цветных, пряных, рассыпчатых своих пригорков…
…И вдруг в конце длинной, впервые для меня насквозь
просматриваемой, главной улицы рынка, со стороны Агриппас возник человек на
ходулях… Он приближался к середине улицы быстро, чуть наклоняясь, смешно
вьмахивая на длиннющих палках. И когда приблизился, я вдруг узнала его. Это был
Клоун. Тот самый, что смешил россиян на видавшей виды Красной площади… На нем и
сейчас был кургузый сюртучок, увенчанный жабо и кружевными манжетами, и
мешковатые штаны с надставленным ватным задом, а нос зажат теннисным красным
шариком. Он хохотал, кривлялся, визжал, ухал, жалобно стонал, кричал что-то
неразборчивое, проглатывая слова и созывая народ поближе.
Остановился у лотка с апельсинами, наклонившись, выхватил
парочку из огромной оранжевой горы, прямо перед носом у торговца, и принялся
жонглировать ими, одновременно пронзительно трубя в жестянку-дудочку, торчащую
у него изо рта. С высоты своего роста он вносил переполох и суету в торговые
ряды… Откуда-то в руках его появилась складная тросточка, мгновенно удлиненная
втрое, с крючком на конце, и этим крючком он поддевал и вытаскивал из одежных
рядов и водружал на себя то дамскую шляпку, то шаль… Минуты через две из
соседних улочек рынка стали подтягиваться люди… Появились какие-то блаженные
бесстрашные туристы, слетелись, как мухи на сладкое, пацаны из окрестных домов,
домохозяйки подтаскивали поближе сумки на колесах, подходили к толпе
вездесущие, в потертых сюртуках, старики-ортодоксы из соседней Геулы… С одного
он снимал шляпу, нахлобучивая ее на торговца рыбой, и, схватив карпа, делал
вид, что пытается водрузить его на шляпу старика-ортодокса… Понемногу вокруг
него собралась приличная толпа. Возвышаясь над всеми, пестрый, как
колибри, — он продолжал петь, кричать, дудеть, задирать торговцев, те в
ответ задиристо кричали ему непристойности, толпа хохотала, подсказывала
ответы, подбрасывала шутки… Я влюбленно глядела на его тяжелую, потную,
изматывающую работу. Он был — настоящий профессионал… Да разве в этом дело! Он
был — мой брат, мой жестоковыйный брат, он трижды был моим братом, —
Господи, хоть бы вспомнить его имя!
— Дуду, хватит, идем домой! — крикнула рядом мать
упрямому малышу.
И я вспомнила — Клоуна тоже звали Дуду, «капитан
Дуду», — так обращались к нему его товарищи… Позвать? Напомнить — Красная
площадь, Москва?.. Но он уже повернул в сторону крытого ряда, уже потянулась за
ним толпа… Нельзя было мешать…
А мать все пыталась утащить мальчугана. Тот топал ногой и
кричал:
— Не хочу! Не хочу!
— Дуду, идем, я сказала!
— Не хочу!
— Смотрите на этого паршивца! — понеслось над
рынком, сразу ожившем, запевшем, застрекотавшем, загудевшем, словно за этим
молодым женским голосом, как за вожаком, потянулась целая стая гомонящих,
курлычущих, хриплых и звонких птиц-голосов…
— Помидоры-помидоры-дешево!!!
— Яблоки — шекель, шекель, шекель!!!
— Подходи-свежая-рыба-а-а!!!
И поверх этой стаи неслось певучее:
— Смотрите на этого паршивца — смотрите на него — когда
мама говорит надо идти — надо идти — нет он будет ждать здесь пришествия
трамвая!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава сороковая, последняя…
Вот уж действительно, — не было бы счастья, да несчастье
помогло: в связи с ранением в теракте Синдикат продлил отпуск своего сотрудника
на неделю, и всю подаренную неделю я провалялась, прогуляла, проспала… Так что
возвращались мы под самый отъезд из России, я ввинчивалась в цейтнот и едва
успевала хоть как-то привести в порядок бумажные дела своего департамента.
Едва приземлившись в Шереметьево, позвонила Яше.
— А ты разве не будешь сегодня на торжественном
отплытии Корабля Дураков? — спросил он… — Успеешь, если в пробку не
попадете…
— Постой, ты хочешь сказать, что после всего скандала и
при абсолютном отсутствии денег корабль все-таки отплывает?!
— А корабль плывет!!! — с восторгом проорал мне в
ухо Яша. — Ей-богу, заезжай на Речной вокзал, это же по пути. Полюбуемся
на Восхождение Ноева Ковчега…
