. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как ни уклонялась я от паломничества в Долину Призраков, как
ни юлила, как ни разыгрывала приступы астмы, холеру и водянку, в последний день
перед отъездом меня все же вызвонила секретарша Иммануэля. И я уныло повлеклась
на встречу с людьми, которые вскоре, с окончанием моей каденции (и я точно это
знала), все станут призраками в моей жизни…
У Иммануэля сидели двое консультантов-психологов,
специализирующихся на изучении психологии восходящих. Коренные израильтяне,
никогда до сих пор не бывавшие в России, часа полтора они давали мне
рекомендации по работе с российской интеллигенцией, и я, — уже опытный и
циничный синдикатовский зубр, — слушала и понимающе кивала. В традициях
Синдиката вообще считалось обязательным приглашать на любую тусовку
лектора-психолога. Или психолога-ведущего группы, или психолога-специалиста по
конфликтам. Вот эта разновидность пернатых была особенно опасна. Если на
семинаре присутствует психолог-конфликтолог, значит, конфликта не избежать. Да
что там — конфликта! Дважды я присутствовала при здоровой, по всем правилам
организованной драке, в которой конфликтолог-зачинщик принимал самое
деятельное, азартное и творческое участие. (А вначале был так мягок, напоминал
массовика-затейника, даже и не содержанием лекции, а пластикой движений:
плавно, вприсядочку, пришаркивая, выходил шажками навстречу публике, вытягивал
шею, разводил руками и, так же пританцовывая, отступал, прижимая ладошки к
груди. Надо было видеть, как минут через сорок он этими ладошками лепил
затрещины…)
Словом, все остались довольны встречей: Иммануэль, затеявший
новый свой фантастический проект, психологи, искренне полагавшие, что открыли
мне новые горизонты, и я, — что меня, наконец, отпустили. Правда,
отпустили поздно, я едва успевала к друзьям на новоселье, — застолье там
уже длилось часа полтора…
Я выскочила из Центрального каземата и помчалась к
остановке… Чудом услышала, как меня окликают с противоположной стороны улицы.
И обернулась:
Мой толстый шляпник слез с табурета и что-то кричал мне,
размахивая почти моей черной шляпой… На углу улицы на невысоком постаменте
стоял полосатый, как бурундук, царственный лев. Мой старик как-то удачно
монтировался с ним, продолжал тему — с этой летающей шляпой…
Я показала ему издалека жестами: тороплюсь, не могу,
извини!.. Послала воздушный поцелуй и — помчалась дальше…
— …Вот эти львы все-таки отлично поднимают
настроение, — продолжала мама, пробуя ложкой суп в кастрюле… — Правильно
их повсюду понатыкали… Идешь себе улицей, половина магазинов на ней разорились,
Иерусалим пустынный, какой-то ободранный, угрюмый… Вдруг за углом — на тебе:
сидит синий лев, как ни в чем не бывало… Боря, жалко, что вы отказались
расписать нашего…
— Наш сидит на рынке! — крикнула дочь из своей
комнаты каким-то грозным тоном. — Золотой, утренний, на углу Агриппас…
Улыбается!
Мама молча и тревожно воззрилась на меня после этого
заявления. Я также молча покрутила пальцем у виска.
— Да-да! — вдруг громко и энергично отозвалась
мама, закрывая крышкой готовый суп… — Он такой важный сидит посреди рынка,
улыбается, сияет!.. А вокруг горы фруктов, овощей… такое все цветное — очень
удачное место! Я всех своих водила смотреть, они одобрили: страшно поднимает
настроение! И если по Яффо все-таки когда-нибудь пустят трамвай, то из его окна
туристы бросят взгляд, а наш лев — пожалуйста! — сквозь весь открытый ряд
как солнце сияет! Главное, чтоб эти туристы приезжали, — добавила она
тоном пониже, — и черт уже с ним, с трамваем… А то и его взорвут…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Глава 32. «…Мосад башляет за все чистоганом!»
Потоки восходящих мелели, усыхали, уходили в почву, как
Мертвое море. Создалась критическая ситуация. На Яшины молодежные программы
записалось со всей Москвы всего десять человек. И это были не отборные мандатчики,
а так — с бору по сосенке, дедушкины внучки.
Надо было срочно спасать национальную экологию.
Департамент Восхождения устроил мозговой штурм и выдал на
гора свеженькую идею «отрывного диско»: организовать для молодежи праздничную
гулянку, дискотеку тысячи на полторы народу, привлечь их, расковать, приблизить
к Синдикату… Тем более что и повод праздничный — Пурим на носу.
Вся эта колоссальная халабуда должна была состояться в
Культурном центре на Фрунзенской набережной. Когда-то в этом примечательном
здании, построенном знаменитым архитектором-конструктивистом, размещалась
Академия искусств… но в начале девяностых Академия по бедности сдала все здание
ресторану «Золотой дракон», который, в свою очередь, подсдавал зал какой-то
фирме, и вот эта-то фирма и сдала Синдикату помещение под тусовку.
Убранство всего заведения ошеломляло: все кругом пламенело
вышитыми золотом алыми полотнищами, бугрилось драконовыми гривами и хвостами,
вздымалось пагодами. На стенах висели картины, изображающие позы Камасутры.
В помещении, где раньше переодевались музыканты и артисты,
дважды в неделю проходил стриптиз. Здесь вы попадали в затхлую атмосферу
кладовки: в углу за фанерной перегородкой плоско и пошло выглядывало биде,
стоял стойкий, невыветриваемый запах лошадиного пота. Когда открывалась входная
дверь, блескучий шар под потолком принимался вращаться с ужасающим ржавым
стоном, испуская по стенам и потолку ядовито-желтые и мертвенно-синие лучи.
Бумажные цветы, увивающие деревянные перегородки между диванами, в этом свете
принимали и вовсе откровенно бордельный вид. На столиках лежали брошюры с
изогнувшейся девицей на обложке, обнимающей свои непотребно пышные груди и одновременно
преподносящей их, как вышитые подушки.
В общем, все это логово вполне подходило под «отрывное
диско». И стоило недорого. Заведовал драконами китаец с фамилией Ку-Ли. Звали
его Федор Корнеевич.
Когда Яша явился расплачиваться наличными, как и было
договорено сначала, китаец помрачнел, заскучал и сказал: — а у меня, знаете,
возникли проблемы…
— Да-да, конечно, я принес! — торопливо заверил
его Яша, доставая деньги.
— Да деньги-то… погодите… — и понизив голос, зашептал:
— знаете, наш директор, он вообще-то вашей нации… Но очень подозрительный. Он
мне вчера говорит, — ты хоть знаешь, с кем связался? Это же… — и какую-то
он организацию назвал…
Яша принялся в недоумении перечислять все еврейские
организации Москвы.
— Да нет… Как же он… Ма… му… мускат..?
— Моссад!?
— Во-во, Моссад! — обрадовался Ку-Ли, —
разведка ваша, да?
Яша сказал со сдержанной и благородной силой:
— Наша организация называется Синдикатом, и главным
направлением ее деятельности являются образовательно-культурные программы… А
что, Федор Корнеевич, вы полагаете, что нашу разведку могли бы заинтересовать
ваши драконы и пагоды? Вот эти вот абсолютно недостижимые даже для сотрудников
Моссада позы изысканной ебли? — он попытался завернуть ногу так, как это
было показано на третьем справа рисунке на стене.
