– Вашу просьбу понял, Пятый, сделаю что смогу, но ничего не обещаю. Конец связи.
Вот, кажется, и все. Оделся, собрался, а выстрелить не в кого. Точнее, выстрелить нельзя. А жаль. С такого угла боевики выглядели неподвижными мишенями в тире.
«Милостивый бог снайперов, к тебе взывает твой скромный слуга Дейв. Пожалуйста, до конца дня позволь мне уложить хотя бы одного из этих ублюдков». Но Макэлрою был хорошо известен нрав их божества, и он понимал, что оно приходит на помощь только тем, кто помогает себе сам.
Дейв Макэлрой, тридцатидвухлетний ветеран Бюро, участник сотни рейдов, побывавший на периферии двух-трех перестрелок, но сам еще ни разу не сделавший выстрел, испытывая чувство ненависти к цели, огляделся вокруг. Естественно, внизу простиралась Миннесота, погружаясь в темноту в угасающем свете заходящего солнца, тут и там разрываемую яркими пятнами зажигающейся иллюминации. Вдалеке виднелись автострады, заполненные машинами, огни городских кварталов и торговых центров, – обычная американская картина. Затем была еще сама крыша, плоская, покрытая черным асфальтом сцена, на которой разыгрывалась эта драма. Эта плоскость была огромная, выходящая за рамки человеческих масштабов, вероятно, больше, чем палуба авианосца или стоянка перед футбольным стадионом, уходящая в бесконечность. Примерно в миле – по крайней мере, так показалось Макэлрою, – возвышались стойки промышленного оборудования, вероятно, система кондиционирования и обогрева. Еще были шесть маленьких будок – до смешного похожих на домики-укрытия, которые зимой устанавливают на замерзших озерах миннесотские рыбаки, – предположительно, это были двери, ведущие на лестницы. Макэлрой решил, что все эти двери заперты, но он рассудил, что толковый оперативник наверняка сможет их взломать, тем самым открывая дорогу вниз. Но в штабе наверняка уже подумали об этом.
Затем, гораздо ближе, были эти проклятые окна в форме озер, прямо посреди бескрайней равнины. Макэлрой заметил по всему периметру Мичигана равномерно распределенных ребят, таких же, как он сам, в черной одежде, с «глоками» 40-го калибра в кобуре под мышкой и длинными зловещими винтовками, кто в черной шапочке, кто в кевларовой каске, все в беспомощных позах, обусловленных глухой стеной непроницаемого стекла, отделяющей их от потенциальных целей.
«Я проберусь сквозь это долбаное стекло, – подумал Макэлрой. – Проберусь, все равно проберусь».
Но как? Это был не абсурдный фильм, где парень лезет в сумку и случайно натыкается на нужный инструмент, какую-нибудь пилу с алмазным напылением, управляемую компьютером, да еще и миниатюрную, которая разрежет эту штуковину словно масло. Нет, черт побери, он оставил ее дома. Не было у него с собой и белковой смеси для спортсменов и лекарства от кашля, которые можно было смешать, получив серную кислоту и растворив пластик. У него не было ничего, твою мать.
Макэлрой подошел к краю окна, разглядывая его идеальное однообразие. Зачем строители сделали его таким прочным? А что, если кто-то где-то схалтурил, что, если где-то что-то было выполнено не так, как нужно, и в месте стыковки стекла и бетона можно проделать дыру, открывая линию для выстрела? Нет, ничего подобного, все стыки были плотно подогнаны друг к другу. Ладно, пусть…
Краем глаза Макэлрой заметил внизу какое-то движение.
Что это?..
Глядя вниз подобно небожителю, он увидел, как двое боевиков направились в гущу толпы, прокладывая себе дорогу пинками. Остальные их прикрывали. Боевики расчистили место. Затем схватили пятерых заложников, двух женщин, двух мужчин и подростка, вытащили их в середину свободного пятачка и поставили на колени.
Это напоминало подготовку к казни.
«Пожалуйста, бог снайперов, дай мне сделать выстрел!»
Но он не мог выстрелить. Наглухо отделенный толстым стеклом.
Один из боевиков подошел к стоящим на коленях заложникам сзади и по очереди выстрелил им в затылок. Макэлрой ощутил вибрацию выстрела, которая встретилась со стеклом, заставив его зазвенеть. Ему захотелось отвести взгляд, но он не смог.
Казненные заложники некрасиво падали вперед, с силой ударяясь лицом об пол. Распростертые, они застыли, словно тряпичные куклы. Через мгновение сначала у одного, затем у другого и, наконец, у всех из головы вытекла черная лужица, и эти ручейки плазмы устремились по полу, следуя по зазорам между плитками, и слились в одно большое озеро крови, оставив посредине один возвышающийся островок.
– Штаб, вызывает Пятый. Прямо подо мной боевики только что расстреляли пятерых заложников, убили выстрелом в затылок.
– Вас понял, – последовал ответ.
– Боже милосердный, давайте взорвем это треклятое стекло и прикончим подонков! Они не знают, что мы здесь; если нам удастся пробить стекло, мы перестреляем их всех за тридцать секунд!
– Нет, нет, ни в коем случае! Пятый, вам приказано ничего не делать, а только ждать и наблюдать. Если будет принято решение действовать, вас об этом известят и назначат цели.
– Проклятье, они убивают людей и…
– Пятый, говорит штаб, не засоряйте эфир бесполезными причитаниями. Соблюдайте дисциплину.
– Сэр, пожалуйста, соедините меня со специальным агентом Кемпом…
– Вся информация должна проходить через штаб, – последовал ледяной ответ.
От 17 часов 04 минут
до 17 часов 26 минут
– Все это, конечно, ужасно, – пробормотал полковник Обоба.
Он сидел посреди штабного автобуса полиции штата в окружении своих заместителей и представителя ФБР Кемпа, не в силах поверить в поступившее от снайперов сообщение о том, что боевики только что казнили пятерых заложников. Мистер Ренфроу, сидевший слева от полковника, промолчал.
– А что, если это липа? – предположил кто-то. – Может быть, это актеры или еще кто, или сообщники боевиков, заранее затесавшиеся в ряды заложников и…
– Это все настоящее, – оборвал его Майк Джефферсон, выведенный из себя командир спецназа. – Боевики обращаются к нам – кровью.
– Я просто…
– Полковник Обоба, взгляните на время. Сейчас пять часов. Боевики убили пятерых заложников в пять часов. В шесть часов они убьют шестерых, в семь – семерых, и так на протяжении всего вечера. Они не выдвигают никаких требований, но только нам потребуется много мешков для перевозки трупов. Это чистое убийство. Нам нужно выдвинуть штурмовые отряды на исходные позиции, отдать приказания, раздать необходимое снаряжение для пролома перекрытий и быть готовыми действовать.
– Боевики обязательно будут разговаривать с нами, – упрямо промолвил полковник. – Просто таким способом они привлекают наше внимание.
– Они и так уже привлекли наше внимание, черт побери! – воскликнул Джефферсон. – Во имя всего святого, твою мать, террористы с «калашниковыми», стреляющие во все, что движется, – они полностью владеют нашим вниманием!
– Нет, – возразил Обоба, по-прежнему учтивый, по-прежнему невозмутимо мудрый, по-прежнему собранный. – Боевики должны продемонстрировать, что способны казнить заложников. Это отправная точка. Отныне все переговоры будут вестись с учетом этого. Боевики обозначают свои правила – вот что они делают. Они обязательно будут говорить с нами еще до шести часов. Задолго до шести часов. И они понимают, что для подготовки штурма мы должны выполнить огромную работу по снабжению, планированию, оснащению, передвижению и координации, поэтому они ставят перед нами проблему, чтобы замедлить нас, сбить с толку, лишить наши действия эффективности.
