— Да что понимать? «Желтый» — мне!!! — сказал Соколов жестко. — Соберешь — приноси. Прямо ко мне в кабинет, не надо никаких выгибонов. А потом уж, как звезды повесишь, другим носи… ну, своим. Это ты лучше меня знаешь, кому.
«Желтым» в среде вельможных должностных лиц называли «лимон». Не цитрус, естественно, а миллион. Причем, не рублями.
Да где я тебе его соберу, суслик красномордый! — едва не закричал Дыров.
Разве в моей ситуации я должен еще и платить?!!
Однако многолетняя школа не позволила ему сорваться. Он молча кивнул, соглашаясь с условиями сделки…
* * *
…Как достойным ментам присваивают внеочередное специальное звание, скажем, генерал-майора? В реальной жизни вопрос решается только и исключительно в администрации вице-президента. Как и размер таксы на получение той или иной высокой должности (звания).
Полковник Дыров был отлично осведомлен о подобных вещах. Однако надеялся, что в его случае система сработает и без денег…
Неживой хохотал, когда Дыров на следующий день предъявил ему претензии.
— Да как это — без денег?! Ты с луны свалился? Платить — это само собой. Это право еще заслужить надо — чтоб купить звание! Без денег, Дрюня, просто даже неприлично. Даже не обсуждается.
Разговаривали в крупном супермаркете, отсекая чужие уши. Бродили между стеллажами, якобы выбирая товар.
— И с какого дерева, ты думаешь, я вам «желтый» сорву? — поинтересовался Дыров. — В моем садике деревца победнее.
— Подумаешь, «лимон»! Ты в курсе, что на днях освободилась должность председателя Исполкома Думы?
— Про господина Пагоду я в курсе.
— А сколько стоит его место? Пятьдесят «лимонов»! Почти как место «губера». А ты жалкой единички испугался.
Дыров, разумеется, знал цены. Например, начальник какого-нибудь милицейского Главка стоит восемь-десять «лимонов». Деньги передаются в администрацию «вицика» специальным людям, тому же Ястребову, непосредственному начальнику Неживого, потом перераспределяются… Даже «полковники» нынче стоят денег! Двести-триста тысяч за звание и должность — вынь да положь. Неживой и Дыров, возможно, были последними, кто в свое время получил «полковника» обычным путем…
— Ты дурак, Витюша, или придуриваешься? — спросил Дыров.
— Не перди с утра пораньше, Драматург, — посерьезнел Неживой. — Ты доведешь свое дело до конца. Я — свое. А «желтый» за тебя отдадут, не проблема.
— Долг возвращать надо.
— Вернешь с должности. За год соберешь. Все, что сверх — себе. Для нас будешь отрабатывать не «бабками»… но об этом потом. Теперь успокоился?
— Деньги, как водка, делают человека чудаком, — изрек собеседник. — Чехов сказал.
— Когда ты с господином Чеховым встретишься, вам будет о чем поговорить. Уже скоро.
Дыров отшатнулся:
— Что за намеки, остряк!
В груди у него вдруг неприятно заныло.
Подобный юмор для человека, панически боящегося смерти, всегда непонятен…
Путь домой Отрезок–2
Сколько в Москве педофилов, мама родная, сколько же их, грязных свиней…
Ужинали.
Дружная компания разместилась, как принято, в гостиной за столом. «Дружная», — это скорбная ирония, конечно. Среди волков в ходу не столько дружба, сколько корпоративные интересы: сообща догнать и сожрать. Саврасов однажды, когда Елена в приступе раздражения сравнила их всех с волками, то есть с безжалостными хищниками, возразил: дескать, слово «волк» — от «воля», и лично ему приятно ощущать себя вольным от природы существом… Демагог.
Елена его ненавидела.
Теперь-то она ясно понимала, как их с матерью «обули». Туман рассеялся, осталась горечь унижения. Как, какой силой этот урод запихал в ее голову ту дрянь, до которой она сама бы никогда не додумалась, за какие ниточки дергал, заставляя ее совершать непоправимое? Колдовство… За мать было обидно — до скрежета зубовного. Однако приходилось терпеть, стиснув зубы.
Елена — не хозяйка здесь. Впрочем, от этого, как ни странно, было легче.
Урод теперь был хозяином.
А над его подколкой про «вольных волков», помнится, похихикал сам Виктор Антонович, так что проглотим и забудем…
Чаевничали по-семейному: Елена с Вадимом да Саврасов с Неживым. Гостиная давным-давно была приведена в порядок, никаких вам следов былых боев. Виктор Антонович был нечастым гостем: захаживал раза два в неделю — как, например, сейчас. Ни Ширяя, ни Илью за один стол с ним, само собой, не позвали. В середине комнаты разлегся на ковре Да Винчи, весело поглядывая на людей. Да Винчи, или попросту Винч, был кобельком породы чау-чау, больше похожий на львенка или медвежонка, чем на собаку.
Мужчины общались, не обращая на молодежь внимания. Они частенько разговаривали — сцеплялись, как две колючки, и не поймешь, то ли это простая беседа, то ли поединок насмерть. Во всяком случае, невидимые постороннему взору искры частенько проскакивали. Жаль, не придумать было, как это использовать, как из искры разжечь пламя, чтобы спалить ненавистного карлика-колдуна… Виктор Антонович говорил, грызя сухарь:
— …Нет бабы, которая могла бы мной крутить. Попадались такие, которые пытались, стоили какие-то иллюзии, но они плохо кончали. Последний пример — на твоих глазах.
— Последний пример неудачен, — возражал Саврасов (он макал сухарь в чай, только потом откусывал ). — Сами же признались: решение о том, что кто-то плохо кончит, было принято по вполне понятным, рациональным причинам. Вы же мне — об иррациональности ваших отношений с женщинами.
— Во-первых, решение принимал я. Единолично. И взбесило меня в ней не тупое упрямство в делах, а как раз чисто бабская уверенность, что я должен ее защищать. Понимаете? ДОЛЖЕН! Я!!! С какой, спрашивается, стати? Только потому, что перепихнулись пару раз?
— А во-вторых?
— Во-вторых, ты меня сбил с мысли. Я хотел объяснить, почему у баб со мной не получается того, что, например, у них получается с тобой. Тогда, может, мозги у тебя и встали бы правильно…
Они говорили о матери, поняла Елена. Все так и было, как сказал Виктор Антонович: ему действительно пришлось выбирать между Эвгленой Теодоровной и ею. Он сделал выбор: из двух женщин оставил в этом доме одну. Он выбрал Елену. Это много значит… ох, как много это значит!.. Она оторвала взгляд от чашки и посмотрела на Вадима. Тот с готовностью ей улыбнулся. Муж, подумала она, в который раз примеривая к женишку это слово. Елена Балакирева… Не Крамская же, не Серова, не Сурикова. Тем более — не Саврасова же (тьфу, гадость какая)! Пора обзаводиться собственной фамилией… В тот жуткий день Виктор Антонович хотел Балакирева посадить, если не хуже («Сотру, — цедил он, прижав Вадьку к стене. — Зарою. Ты чего тут наворотил, Геракл?»), однако Елена поставила ультиматум… и ее, как ни странно, активно поддержал Саврасов. Виктор Антонович прислушался к их голосам, вот так Балакирев и остался в качестве ассистента… Короче, с мужем решено.
