Отчетливо понимаю одно: что-то резко поменялось.
Неживой возбужденно задвигался на сиденье, не в силах усидеть.
— Ты никогда не замечал, — говорит он мне, сияя от восторга, — что когда получаешь крупную сумму денег, удовлетворение получаешь большее, чем когда кончаешь с бабой?
Сияющий демон — это нечто. На всякий случай молчу. Он закрывает окна, что-то включает на пульте бортового компьютера и поясняет:
— Антизвук. Теперь нас не слышат.
— А раньше? — спрашиваю.
— Раньше — плевать. Самое важное — сейчас. Вот этого я и ждал, — он трясет бумагами. — Деньги за партию «игрушек», доставленных в Великобританию, получены до последнего фунта. Канал настроен, джентльмены довольны. Теперь слушай внимательно. Этот канал — лично мой, моя собственность. Скоро, надеюсь, появятся и другие. Теперь так: ты со своей новой семьей поставляешь товар, часть которого реализуется через меня. Эти деньги — наши с тобой, Служба к ним никакого отношения не имеет. Учитывая весь комплекс обстоятельств, я полагаю, делим мы их так: девяносто процентов мне, десять — вам. Думай, Скрипач. Может быть, сейчас самый важный момент в твоей жизни…
У меня глаза давно на лбу. И смеяться хочется, и сил на это нет.
— В жизни только два важных момента, — говорю, — ее начало и конец. Неужели вы, лично вы, затеяли всю эту бодягу — с Эвгленой, со мной, с рейдом на особняк, — ради денег?
— Конечно, — говорит он. — Из-за чего ж еще.
— Очень любите деньги?
— А что? Нормально. Я получаю в жизни такое, о чем вы и мечтать не можете, но все это, ёпы-копы, никак не связано с финансами! Деньги приходится добывать самому.
— А что, Эвглена не стала бы платить?
— Она жадная. С тобой договориться проще. Как тебе, кстати, мой расклад по процентам, будешь торговаться?
— Виктор Антонович, — шепчу я ему, — я же подыхаю. Не видите? Чем держусь, сам не понимаю. Неужели мне нужны ваши сраные проценты?
— Значицца, по рукам, — подытоживает он. — Потерпи, я мужиков с носилками вызвоню… — он чем-то щелкает, что-то кому-то весело приказывает, взгогатывая над шутками собственного сочинения… я не прислушиваюсь.
Когда прибегают санитары, когда сильные руки тащат меня из салона, я говорю:
— Помните, вы тогда, у нас в палате, изволили пустить газы?
Эвакуация приостановлена.
— Ну, — соглашается Неживой.
— А потом спрашивали мое мнение. Не успел сказать… Вы пернули просто блистательно.
— В каком смысле?
— Во всех смыслах…
Повесть о милиции (продолжение)…
Этот день запомнился полковнику Дырову, как самый короткий в его жизни. Наверное, из-за того, что состоял по сути всего из трех эпизодов, а то, что было между — не имело никакого значения. Абсолютно никакого.
С утра сидели с Неживым, решали, как понадежнее закопать историю с особняком на Чистопрудном. Задача была: оставить в уголовном деле Анатома, отодвинув в тень всех прочих персонажей. Сошлись на том, что самое простое и есть самое надежное. Пусть Купчинского Анатома убили при задержании. Хозяйка особняка успела позвать на помощь, когда маньяк проник в дом (разбила окно и закричала), а потом, когда опасность миновала — скончалась, не выдержав нервных перегрузок. Обезвредил преступника капитан Тугашев, случайно проходивший мимо. В схватке с монстром капитан геройски погиб… Примерно так. Тупо, зато жизненно.
Когда начальство демонстративно отворачивается — и не такая лажа прокатывает.
Дыров взял на себя акты всевозможных экспертиз, включая судебно-медицинские, и работу со Следственным управлением. Неживой обеспечивал лояльность прокуратуры и показания оставшихся в живых обитателей особняка…
…Перед обедом случился второй эпизод, наполнивший этот день смыслом. Позвонил Соколов, начальник Главка:
— Андрей Робертович, зайди ко мне.
— Слушаю, товарищ генерал-полковник, — сказал Дыров и отправился к начальству.
— Как себя чувствуешь? — спросил шеф, выйдя из-за стола навстречу подчиненному.
— Нормально.
— Тут такая штука, Андрей. Подгребай сегодня вечером ко мне на дачу. Намечается пикничок. Заодно и потолкуем заживо…
«Заживо» — значит, «за жизнь». Характерное словечко в начальском лексиконе.
— Не понял.
— Поймешь, поймешь, — хозяин кабинета похлопал гостя по плечу.
Дыров добросовестно изобразил удивление и растерянность, а генерал-полковник сделал вид, что верит в его искренность. Хотя, все было ясно обоим. Дыров ждал этого вызова и этого разговора «за жизнь»… ох, как же он ждал!
— Не колготись, ничего с собой не бери, — сказал шеф. — Всё есть. Еще и пару «шпилек» для тебя найдем, — он скабрезно оскалился. — Ну, до вечера…
Время просвистело, как пуля. Попавшая в «десятку» пуля. Единственная мысль, посетившая Дырова за эти мгновения (между вызовом к шефу и визитом на дачу) была такая: неужели дожил?
Похоже, Витюша не обманул: процесс назначения пошел. «Полковник — это последнее офицерское звание, а генерал — это счастье», — часто говаривал Неживой. И ведь прав, сволочь. Прыгнуть из полковников в генералы куда сложнее, чем из рядовых в полковники. Сменить папаху на «шпалы», то бишь на лампасы, удается лишь редким избранным…
…Когда шашлыки уже не лезли в брюхо — ни под зелень, ни под водочку, — когда веселые «шпильки», профессионально распределив клиентов, уже порасстегивали на себе пальтишки, генерал-полковник Соколов взял Дырова под локоть:
— Пройдемся. Покукарекать надо.
Удалились от компании, вышли за ворота. Выпавший внезапно снежок хрустел под казенными ботинками. Пропитанный дымком воздух, вся атмосфера дружеских посиделок без чинов и званий создавала иллюзию доверительности.
— Наши пришли к выводу, что пора тебе уменьшить диаметр ствола, — сказал генерал-полковник. — Как ты на это смотришь, Андрей?
— Положительно, — ответил Дыров.
Сердце от волнения словно перекатывалось по всему телу — от вонючих носков до горла. Потому что «уменьшить диаметр ствола» означало на языке служивой элиты: заменить полковничий «Макаров» на легкий генеральский ПСМ.
— Должность под тебя скоро освободится. Не век же тебе в начальниках отдела пиликать?
— Так точно.
— Да расслабься ты, — глава ГООПа отечески потрепал Андрея Робертовича за хлипкий загривок. — Вот поменяешь вес руки — и перестанешь смазывать себе жопу. Договоримся так. За месяц ты «желтый» соберешь, а там…
— Не понял, — второй раз за день удивился Дыров.
Нет, насчет «веса руки» все было ясно — опять генерал пошутил про замену личного оружия. Но насчет остального…
