Вопросы,
вопросы...
Как
же она
могла
прожить столько
лет под одной
крышей с человеком
и не задуматься
о том, какие
тайны хранит
его прошлое?!
Она жила как
зачарованная,
жила и ничего
не замечала.
У
Наты скопилось
много
драгоценностей,
Савва
никогда не был
скрягой. Бриллиантового
гарнитура
хватило, чтобы
узнать о его
прошлом, если
не все, то многое.
Биография Саввы
Стрельникова
начиналась
с двадцать
пятого года,
а все, что случилось
до того,
было покрыто
пологом тайны,
сорвать который
не вышло за
очень
большие деньги.
Наверное, Эрато
и Эвтерпа так
и останутся
для
Наты
незнакомками,
но вот остальные
музы обрели,
наконец,
плоть и кровь.
Они
умерли! Все,
кроме Лалы.
Самоубийство,
несчастный
случай, неведомая
болезнь...
Отслужившая
свой век
муза
умирала, а ее
место почти
сразу же занимала
новая.
И статуи... Со
статуями было
совсем непонятно.
Если посмотреть
по датам, выходило,
что Савва заканчивал
статую всего
за несколько
дней
до того,
как умирал
прототип. Роковое
совпадение
или
нечто
большее?
А
Лала? Так ли
очевидно и
однозначно
то, что
с ней
случилось?
Молодой
любовник, безумная
страсть
побег
в Ленинград...
Лала
была
не из тех, кто
променяет
материальное
благополучие
на любовь. И
человек, тот,
который взялся
выполнить для
Наты
деликатное
поручение,
не нашел
никаких следов
Лалы Георгиане,
зато отыскал
ее любовника,
уже изрядно
постаревшего
и пообтрепавшегося
жиголо. Он смутно
помнил Лалу,
зато хорошо
помнил деньги,
которые
заплатил ему
один
очень
известный
художник. Нате
не нужно был
слышать имя
этого
художника, она
уже
все поняла...
А
потом через
окно павильона
Ната увидела
статую,
и все стало на
свои места.
Незавершенная,
но уже
с узнаваемыми
чертами
Урания
внимательно
смотрела на
Нату поверх
плеча
увлеченного
работой Саввы.
Вот тогда она
и испугалась
по-настоящему,
так испугалась,
что рассказала
обо всех подозрениях
Акиму. Первый
муж слушал
молча, и по его
закаменевшему
лицу было непонятно,
верит
он ей или нет.
Поверил.
Потому что, как
только Ната
замолчала,
сказал просто
и веско:
— Я
убью
эту
сволочь, Наталья.
— Нет!
— Она
вцепилась в
рукав его
куртки,
с мольбой заглянула
в глаза.
— Если
не умрет
он, умрешь ты.
Я не
знаю, как он
это
делает, но
я видел статуи.
Они особенные,
они не совсем
мертвые. Понимаешь
меня, Наталья?
Она
понимала. Она
сама
это
чувствовала.
Злой гений
Савва Стрельников
научился
превращать
живое
в мертвое
и наоборот...
— Не
вмешивайся,
Аким, —
сказала
она
твердо. — Я все
решу сама.
Ната
нашла яд в шкафчике
рабочего стола
Саввы. Пузырек,
тщательно
завернутый
в кусок холстины,
не был подписан,
но она
почти
не сомневалась,
что
внутри.
Бродячему
коту, старому
и больному, с
виднеющимися
сквозь
проплешины
гниющими ранами,
хватило всего
нескольких
разведенных
в молоке
капель. Он
умер
почти
мгновенно, Нате
хотелось
думать,
что
без мучений.
Теперь
она знала
наверняка.
Теперь
у нее
появился
план…
Рука
не дрожала,
когда она выливала
содержимое
пузырька в
чашку с чаем.
Такой, как Савва
Стрельников,
не имеет права
на жизнь. Аким
прав, если не
умрет Савва,
умрет она. А у
нее дети
и внуки и
двадцать лет
загубленной
жизни.
Силы духа не
хватило лишь
на то, чтобы
остаться
и увидеть,
как
он будет умирать.
Ната
бежала
из павильона,
спиной
чувствуя недобрый
взгляд
пробуждающейся
Урании.
Аким
нашел ее на
скамейке
в парке,
трясущуюся
в ознобе, выкуривающую
одну
сигарету за
другой. Он понял
все
без слов.
— Ты
сделала это,
Наталья?
Она
лишь кивнула
в ответ.
— Где?
— В
павильоне...
Он ее
почти доделал...
Аким,
она едва ли не
живее меня! Ты
веришь?
— Я
верю. —
На плечо
успокаивающе
легла
тяжелая ладонь.
— Как
ты это сделала?
—
Ядом.
Я убила
его
ядом, Аким.
— А
чашка? Ты забрала
чашку?
— Нет.
Я не могу туда
вернуться. —
Руки
дрожали так
сильно, что
пришлось
зажать
их между
коленями.
— Теперь
я убийца!
Чем я
лучше его?
— Ты
лучше.
— Аким
погладил ее
по волосам,
осторожно,
точно опасаясь,
что она отшатнется
от его ласки.
— Иди
в дом,
Наталья. Я все
улажу.
—
Спасибо!
— В
порыве благодарности
ей хотелось
целовать его
заскорузлые,
в порезах
и ссадинах
руки. —
Аким,
я никогда не
забуду.
— Я
делаю это
не только
ради
тебя, Наталья.
Мне тоже
есть за что его
ненавидеть.
Все будет
хорошо, никто
никогда не
узнает...
Аким
вошел
в ее
комнату спустя
несколько
часов.
— Я
все
сделал,
— сказал
он, останавливаясь
у самой
кромки белоснежного
ковра, не
решаясь сделать
еще
один шаг.
— Все
будет
хорошо, Наталья.
Никто не догадается.
—
Спасибо.
— Она
подошла к нему
сама, как в далекой
молодости,
прижалась
щекой к груди.
— Спасибо,
Аким, я никогда
не забуду.
—
Забудь.
— Он
снова, как тогда,
в парке, погладил
ее по волосам.
— Забудь,
Наталья. Ничего
этого не было.
Теперь ты
свободна.
— А
ты? —
Она
не решалась
поднять на
него взгляд,
боялась
увидеть
в его глазах
просьбу,
на которую
вынуждена будет
ответить
отказом.
— А
мне
ничего
не нужно. Мне
достаточно
видеть тебя
и дочь, знать,
что у вас
все
хорошо. Ты позволишь
мне остаться,
Наталья?
—
Оставайся,
Аким. —
Рукавом
блузки она
вытерла мокрое
от слез лицо.
— Только,
пожалуйста,
сделай для меня
еще одну вещь.
— Все
что угодно.
—
Убери
статую.
—
Наталья,
она не завершена.
Тебе нечего
бояться.
— Все
равно. Я
не могу
ее видеть. Убери,
пожалуйста.
— Как
скажешь, хозяйка.
— Он
коснулся ее
виска едва
ощутимым поцелуем,
вышел из комнаты...
*****
Марта
еще не успела
привыкнуть
к этому новообретенному
миру, к тому,
что даже ночь
не в силах приглушить
яркость красок,
что звуки флейты
до сих пор звучат
в душе нежно
и тревожно
одновременно,
что Арсений
сжимает ее в
объятиях так
крепко, что
больно дышать,
как мир снова
изменился...
Наверное,
Арсений услышал
что-то особенное,
недоступное
ей. Или не услышал,
а почувствовал,
потому что
оттолкнул ее
с какой-то торопливой
небрежностью,
перегнулся
через перила,
всматриваясь
в темноту. Марта
тоже хотела
видеть, хотела
понять, что
заставило
Арсения разжать
объятия, оттолкнуть,
а может, и вовсе
забыть о ее
существовании.
Внизу
полыхал костер.
Огромный, выше
человеческого
роста. Клубы
дыма сплетались
в сизые спирали,
извивались,
точно в судорогах,
а в завывании
ветра Марте
вдруг почудились
женские крики.
Если бы она
смотрела не
на костер, а на
Арсения, то,
наверное, поймала
бы тот страшный
момент, когда
глаза его сделались
пустыми, как
окна давно
заброшенного
дома. Но Марта
смотрела вниз
и скорее почувствовала,
чем увидела,
как стоящий
рядом Арсений
стал медленно
заваливаться
вперед, туда,
где черный
ночной воздух
вспарывали
яркие светлячки
искр, туда, где
его ждала неминуемая
смерть...
