—
Поехали,
по пути расскажешь,
что за павильон.
И на вот тебе,
слушай! — Он
сунул ей в руку
трубку. — Вдруг
Арсений выйдет
на связь.
Она
тут же прижала
трубку к уху,
крепко зажмурилась,
прислушиваясь.
— Если
будет что-то
новое, скажешь.
И не стой, побежали!
Никогда
раньше Лысый
не разгонял
машину до таких,
почти критических,
скоростей,
никогда раньше
не матерился
за рулем, как
сапожник, не
обращая внимания
на даму. Марта
сидела, сжавшись
в комок, прижимая
к уху бесполезный
телефон.
— Что
там? — спрашивал
он изредка.
—
Ничего.
— Было видно,
как побелели
костяшки ее
пальцев. — Грим
скулит... Кажется.
— Не
бойся, сестренка!
Грим от него
не уйдет и никого
к нему не подпустит,
а мы сейчас...
Мы быстренько.
Ты ж видишь,
как мы летим...
—
Вообще
ничего! — Марта
провела ладонью
по лицу, точно
избавляясь
от невидимой
паутины. — Не
слышу ничего!
— Не
паникуй, мы уже
почти приехали.
Это поместье?
Показывай, где
этот чертов
павильон.
Молния
расколола
черное небо
в тот самый
момент, когда
они подбежали
к павильону,
громыхнуло,
и тут же на землю
обрушился
ливень.
Внутри
было темно,
пахло пылью
и какими-то
цветами. Под
ноги Лысому
бросилась
молчаливая
черная тень
— Грим.
—
Гримулька,
где Арсений?
— Он успокаивающе
погладил пса
по голове, попытался
рассмотреть
хоть что-нибудь
в темноте.
Небо
содрогнулось
от еще одного
грозового
раската, вспышка
молнии высветила
со всех сторон
обступающие
их с Мартой
женские фигуры.
Лысый испуганно
вздрогнул,
чертыхнулся,
ухватился за
ошейник рвущегося
с места Грима,
на ощупь, то и
дело натыкаясь
на что-то в темноте,
пошел следом.
Арсений
лежал ничком
возле оплетенной
винтовой лестницей
колонны, рядом
валялась уже
расчехленная
флейта.
— Эй,
друг! — Лысый
упал на колени
возле Арсения,
прижался ухом
к его груди.
Сердце билось,
но едва слышно.
Такое уже однажды
было. Такое
едва не закончилось
очень плохо.
— Что
с ним? — На плечо
легла холодная
ладошка, даже
сквозь свитер
он чувствовал
этот холод. —
Лысый, он жив?
— В голосе Марты
слышались
паника и надежда.
— Жив.
Надо вытаскивать
его отсюда.
Черт! Да что
темно-то так?!
Мутный
свет электрического
фонарика вспыхнул
почти в ту же
секунду, высветил
изломанное
глубокими
тенями лицо
Марты.
— На
полу лежал. —
Она направила
фонарик сначала
на Лысого, а
потом на Арсения,
тихо всхлипнула.
— Не
реви, мать!
Прорвемся! —
Лысый взвалил
друга на плечо,
вслед за бестолково
мечущимся лучом
света обвел
взглядом нутро
павильона, и
по загривку
пробежала дрожь
первобытного
ужаса. Эти тетки...
Эти скульптуры
были как живые.
Даже слишком
живые...
Пока
добежали до
машины, вымокли
до нитки. Несколько
раз Лысый едва
не упал, натыкаясь
на беспокойно
вьющегося у
ног Грима. Уложив
Арсения на
заднее сиденье,
он врубил обогрев
на полную мощность,
втопил в пол
педаль газа,
рявкнул Марте:
—
Мобильник
давай! Быстрее!
Она
сунула ему в
руку телефон,
перегнувшись
через переднее
сиденье, коснулась
бледного лица
Арсения. Жалостливая.
Стопудово,
жалостливая...
Несмотря
на поздний час,
Селена взяла
трубку сразу,
словно ждала
звонка. А может,
и ждала, она ж
тоже особенная...
— Что?
— спросила, не
здороваясь.
— Что-то с Арсением?
—
Кажется.
Везу в больницу.
Ты там?
— Нет,
но уже выезжаю.
Это снова случилось?
— Не
знаю, Селена!
Не понимаю ни
черта! Он в отрубе,
но сердце бьется.
— А
зрачки? Какие
у него зрачки?
— Да
не смотрел я,
темень кругом!
Ты сама потом
взглянешь,
хорошо?
—
Когда
ты его привезешь?
—
Через
час, наверное.
А ты успеешь?
—
Успею.
Я буду ждать
вас в приемном.
— В трубке
послышались
гудки отбоя.
— Кто
это? — Лицо Марты
было непроницаемым.
—
Врач.
Она Арсения
после комы на
ноги поставила.
Клевая девчонка,
он только ей
доверяет.
Селена
не подвела, как
и обещала, встречала
их в приемном
покое. Тут же
толклись два
санитара с
каталкой. Лысый
аккуратно
сгрузил Арсения
на каталку и
только потом
кивнул Селене.
Она не ответила,
кажется, она
никого, кроме
Крысолова, не
замечала, а
глаза ее разноцветные
начали темнеть,
как небо перед
грозой. Или
море перед
штормом...
Наконец
она выпрямилась,
обвела Лысого
и Марту рассеянным
взглядом, велела
санитарам:
—
Поднимайте
наверх, я сейчас.
— Ну,
как он? — осторожно
поинтересовался
Лысый. — Нам
можно с ним?
— Не
сейчас. — Селена
мотнула головой,
и длинная челка
занавесила
один глаз. Зеленый,
кажется. — Я
его осмотрю,
а вы пока подождите
в моем кабинете.
— Она сунула
в руки Лысому
ключ, присела
перед Гримом,
сказала ласково:
— Подожди в
машине, мальчик.
Хорошо? Нельзя
собакам в больнице.
Грим
тихо заскулил,
протестуя, но
все равно покорно
попятился к
выходу.
— Это
с ним как прошлый
раз? — отважился
Лысый еще на
один вопрос.
— Не
знаю. Честно,
не знаю. Я пойду,
мне еще подготовиться
нужно.
Селены
не было целый
час. Лысый извелся
в ожидании
новостей. Что
чувствовала
Марта, было не
понять. Сидела
неподвижно,
как статуя,
смотрела в одну
точку, думала
о чем-то. Лысый
ее не трогал,
да ему и не до
того было. Скорее
бы уже пришла
Селена, ничего
нет хуже неизвестности.
Эх, Грима бы
допросить. Он
же видел, что
произошло.
Видел, да вот
беда — не расскажет.
Перестук
каблуков Марта
услышала первой,
вскинулась,
с отчаянной
надеждой уставилась
на дверь. Селена
вошла в кабинет,
не обращая
внимания на
гостей, тяжело
опустилась
на стул, из ящичка
стола вытащила
плитку шоколада.
Глаза ее теперь
были серыми,
почти бесцветными.
Серые глаза
на сером лице.
Как сказал бы
Крысолов, сели
батарейки...
Марта
открыла было
рот, чтобы спросить,
но Лысый предупреждающе
положил ладонь
ей на плечо —
подожди, не
мешай, сама все
расскажет,
когда отойдет.
Девушка поняла,
едва заметно
кивнула, съежилась
как от холода.
— С
Арсением все
в порядке. —
Селена смяла
обертку из-под
шоколада, устало
улыбнулась.
— Он уже пришел
в себя.
Марта
глубоко вздохнула,
словно только
сейчас начала
дышать по-настоящему.
—
Спасибо!
— Лысый прижал
ладонь к сердцу,
поклонился
Селене. Он не
паясничал,
перед этой
замечательной
девушкой он
был готов упасть
на колени, потому
что никто не
сделал для
Арсения больше,
чем она.
