—
Бейсджампинг
[14]
,
сестренка! —
Макс, который
в играх со смертью
всегда был на
шаг впереди,
улыбался
многозначительно
и насмешливо.
— Если тебе
мало экстрима,
я могу помочь.
Да,
Макс знал толк
в экстриме.
Экстрим был
его религией
и смыслом жизни.
И он сомневался
в том, что Марта
справится с
собственными
демонами...
Она
справится!
Поднимаясь
поздним декабрьским
вечером на
крышу небоскреба,
Марта пыталась
убедить себя,
что все будет
хорошо. Только
один-единственный
прыжок... Всего
одна попытка
доказать себе
и Максу, а потом
можно завязывать.
Сейчас главное
— победить
страх.
—
Стремно?
— Голос Макса
тонет в завываниях
ветра. — Погодка
нынче хреновая,
ветер поднялся.
Придется ловить
момент. Если
передумала,
то давай спускаться.
Я пойму, это не
для новичка
условия.
— Я
не новичок! —
Пятнадцать
прыжков с парашютом
давали ей право
так думать, но
в черных глазах
Макса читалось
сомнение. — Я
уже прыгала!
— Тут
другое, сама
должна понимать,
не маленькая
уже. Тут времени
в обрез, и момент
нужно подловить.
Ты уверена?
Ни
черта она не
уверена! Она
хочет вниз,
туда, где нет
этого промозглого
ветра, где под
ногами надежная
земная твердь,
а не заиндевевшая
крыша, И если
Макс станет
настаивать...
Он
не стал.
—
Молоток,
сестренка! —
В простуженном
голосе Макса
гордость. Разве
же теперь она
сможет отказаться?!
Над
головой — черное
небо, под ногами
— черная бездна,
сердце перестало
биться от ужаса,
но нужно слушать
и запоминать.
Последний
инструктаж
перед прыжком...
—
Территорию
я проверил.
Место глухое,
безлюдное,
площадка ровная,
высоковольтных
проводов нет.
Лучше бы, конечно,
днем, но ты ж
фартовая девочка!
— Слова такие
же колючие, как
снег. От них
почти физически
больно. — Отталкиваешься
ногами с максимальной
силой, прыгаешь
грудью на горизонт.
Никаких нырков,
никаких кульбитов!
Уяснила?
—
Никаких
нырков и кульбитов...
— Собственный
голос кажется
чужим, механическим.
Скорее бы уже,
сил нет...
— Так,
давай-ка еще
раз проверим
снаряжение.
— Руки Макса
шарят по куртке,
что-то проверяют,
что-то затягивают,
успокаивают.
— Ну, все, Мартенок,
ни пуха, ни пера!
Ей
нужно сказать
«к черту!» и
прыгнуть грудью
на горизонт.
Такая мелочь...
—
Давай,
ветер стих! —
Команда Макса,
как щелчок
кнута.
В
последний раз!
В самый-самый
последний
раз...
Грудью
на горизонт...
Поток воздуха
в лицо, сердце
обрывается
и летит вниз
вместе с Мартой,
от которой уже
почти ничего
не зависит.
Раз...
Два... Три... Парашют!
...Что-то
пошло не так.
Марта не поняла
— что, просто
не успела понять.
Земля, которой
не видно, но
стремительное
приближение
которой чувствуешь
оголенными
нервами, какая-то
помеха на пути,
а потом нестерпимая
боль в правой
ноге и темнота.
—
...Эй,
Мартенок! Эй,
ты живая?! — Голос
испуганный,
истеричный.
Макса? Макс не
знает, что такое
страх, он бесстрашный...
—
Живая,
кажется. — Лицо
Макса двоится
и даже троится,
от этого голова
кругом. Надо
попробовать
сесть.
Не
получается.
Из-за дикой
боли в ноге,
кажется, даже
останавливается
дыхание. Всего
лишь перелом,
такая скромная
плата.
Она
ошиблась насчет
платы. Как же
сильно она
ошиблась!
—
Черт!
Черт!! Черт!!! Да
откуда же он
взялся! — Макс
отстегивает
парашют, его
руки дрожат.
— Кто?
— Он!
Ей
достаточно
всего лишь
повернуть
голову, чтобы
его увидеть.
Он совсем рядом,
только руку
протяни...
Парень...
Руки раскинуты
в стороны, как
крылья птицы,
круглое лицо
залито кровью,
стекла очков
разбиты, острый
осколок впился
в щеку. Кудрявые
волосы тоже
в крови, кровь
стекает на
меховой воротник
куртки, черной
лужицей поблескивает
на земле.
— Это
я его? — Собственная
боль затихает,
уходит на второй
план, сил хватает
доползти до
парня, расстегнуть
куртку, прижаться
щекой к груди.
Тук-тук...
Слабо, едва
слышно!
—
Макс,
он живой еще!
—
Живой,
но не жилец. Ты
голову его
видела, сеструха?
Не жилец! Все,
кранты, кирдык...
Кто ж думал,
что он выскочит,
что ты на него
налетишь? Кто
ж думал, что
все так хреново
закончится?..
—
Макс!
— Крик вырывается
изо рта облачком
пара. — Макс,
может, ему еще
можно помочь!
Может, «Скорую»
вызвать!
—
Вызовем.
Обязательно
вызовем. А пока
ну-ка, Мартенок,
давай к машинке!
Руки
Макса причиняют
невыносимую
боль, гасят
мысли и чувства.
—
«Скорую»...
Он живой еще...
—
Разберемся,
сеструха. Сваливать
нужно, пока
никто не видел.
Ты только не
вырубайся, не
хватало еще,
чтобы ты... — Слова
тонут в благословенной
тишине, забирают
с собой боль.
Марта
пришла в себя
уже в поместье,
вскинулась,
пытаясь сесть,
заорала от
боли.
—
Допрыгалась?
— Ната сидела
в кресле напротив,
смотрела внимательно,
словно видела
внучку впервые
в жизни. — Довольна?
— Там
парень...
— Я
знаю, Максим
мне все рассказал.
— А
«Скорая»? Он
вызвал?
—
Вызвал,
когда вез тебя
домой. Хоть на
это ума хватило.
— Из серебряного
портсигара
Ната достала
сигарету, закурила.
Марту замутило.
— С
ним будет все
в порядке? —
Она цеплялась
за надежду, как
утопающий
цепляется за
спасательный
круг.
— Не
будет! — В голосе
Наты зазвенела
сталь. — Возможно,
его уже нет. —
Она подалась
вперед, нависла
над девушкой.
— Ты довольна,
девочка моя?
Тебе уже не
скучно? Получила
свою дозу адреналина?
У
Марты не было
сил ответить,
в этот момент
ей хотелось
оказаться на
месте того
незнакомого
парня, которого,
возможно, больше
нет...
— Что
же теперь? —
Ната отстранилась,
болезненно
поморщилась.
— По твоей вине,
возможно, погиб
человек, а теперь
скажи мне, Марта,
— оно того стоило?
— Я
просила Макса...
Его можно было
отвезти в больницу...
— Я
спрашиваю: оно
того стоило?!
— Ната загасила
недокуренную
сигарету. — То,
что сделал
Макс, останется
на его совести,
но это... Это, Марта,
до конца твоей
жизни будет
с тобой. Привыкай,
моя девочка!
Из-за
непролитых
слез лицо бабушки
плыло, меняло
очертания,
становилось
чужим и незнакомым,
а стоило закрыть
глаза, перед
внутренним
взором появлялось
другое, залитое
кровью, изрезанное
осколками
стекла лицо
парня, которого
она покалечила
или убила.
