—
Почему?
— Марта попыталась
высвободиться,
но он так и не
разжал пальцев.
Тонкие, музыкальные,
но до чего же
крепкие...
— Как
думаешь, быстро
бы тебя нашли?
—
Живой
не нашли бы
точно. В погреб
спускаются
редко, только
по особенным
случаям.
— А
ты зачем туда
пошла?
— За
вином.
— За
ужином не хватило?
— Не
твое дело.
Вот
такой конструктивный
у них получался
диалог...
—
Никто
не видел, что
я тебя оттуда
вытащил. — Крысолов
загадочно
улыбнулся. —
Ты понимаешь?
Нет,
она ровным
счетом ничего
не понимала,
но была готова
выслушать его
доводы.
— Тот,
кто тебя запер,
будет думать,
что ты уже
превратилась
в эскимо. Тебе
нужно день-другой
отсидеться
в укромном
месте, а когда
ты внезапно
появишься, он
обязательно
отреагирует.
— Кто?
Тот, кто пытался
меня убить?
— Да,
один из членов
вашей дивной
и невероятно
дружной семьи.
— А вот теперь
в голосе Арсения
слышалась не
ирония, а сарказм.
Про ее семью
Крысолов все
понял гораздо
раньше, чем она
сама. — Исключить
из подозреваемых
можно только
меня, потому
что я сам тебя
вытащил из
погреба, и Верочку.
— А
Верочку почему?
— Не нужно было
спрашивать,
но она все равно
спросила.
—
Потому
что в то время,
когда ты дегустировала
столетние вина,
Верочка была
со мной. — Он
не насмехался
и не пытался
ее обидеть, он
смотрел прямо
Марте в глаза,
и от его взгляда
ей стало совсем
неловко.
Не
стоит об этом
думать сейчас.
Черт, ей вообще
не нужно думать
о том, что было
у Крысолова
с Верочкой и
что было у него
с ней, Мартой.
Есть дела поважнее.
— И
как мне теперь
быть? — Она
аккуратно,
стараясь не
показать раздражения,
прикрыла окно.
— Отсидеться
в своей городской
квартире?
— Нет.
— Крысолов
мотнул головой,
и длинная челка
упала ему на
глаза. — Тебе
нельзя появляться
в своей квартире,
тебе даже в
комнату свою
возвращаться
нельзя. Все
должно остаться
так, как было,
чтобы он ничего
не заподозрил.
— Тот,
кто запер меня
в погребе?
— Тот,
кто хотел тебя
убить.
— А
как же тогда?
— То ли от пережитого,
то ли от выпитого
вина она плохо
соображала.
Мысли разбегались,
и собрать их
было невероятно
сложно.
— Есть
у меня на примете
одно тихое
местечко, там
тебя точно
никто искать
не станет. Отсидишься
пару дней, а
потом я за тобой
заеду.
— А
сам останешься?
— Марта прижалась
виском к прохладному
стеклу. — Не
боишься?
—
Чего?
— Наконец-то
он разжал пальцы
и отпустил ее
руку.
—
Того,
что ты теперь
один из нас,
что тебя тоже
могут попытаться...
— Со
мной все будет
нормально, не
переживай.
— Я
не переживаю.
— Это
хорошо. — Крысолов
выглянул в
окно, а потом
добавил: — Все,
нам пора! Мне
еще вернуться
нужно до рассвета.
Переодевайся!
Надевать
грязную одежду
не хотелось,
но, похоже, выбора
у нее сейчас
не было. Крысолов
как-то слишком
стремительно
и нагло перехватил
бразды правления.
—
Отвернись.
Если
бы он хоть взглядом,
хоть жестом
дал понять, что
теперь-то уж
ей стесняться
совершенно
нечего, Марта
бы его возненавидела,
но он молча
отвернулся.
И даже пес его
деликатно
уткнулся мордой
в передние
лапы. Джентльмены...
…Джип
Крысолова
остановился
перед уже известными
Марте воротами.
«Двое из ларца»
были на боевом
посту.
— Это
твое тихое
местечко? Марта
неодобрительно
покосилась
на Крысолова.
— Да,
здесь тебя
точно искать
не станут, а
Лысый пока за
тобой присмотрит.
— Не
нужно за мной
присматривать!
—
Нужно!
— Он достал из
кармана куртки
свои очки, рассеянно
повертел в
руках, надел
и снова превратился
в паяца. Очень
решительного
паяца. — Я знаю,
что делаю, можешь
мне поверить.
Можешь
мне поверить...
Марта научилась
не доверять
никому, даже
самым близким.
Так с какой
стати ей верить
чужаку?!
— У
тебя нет другого
выбора. — Крысолов
словно читал
ее мысли. — Но,
если очень
хочешь, мы можем
вернуться,
чтобы тот ублюдок
закончил свое
дело.
— Не
нужно. — Были
дни и даже месяцы,
когда Марта
не хотела жить,
когда она мечтала,
что кто-нибудь
сделает с ней
то, на что у нее
самой не хватало
силы духа, но
те времена
прошли. Сейчас
она хотела
разобраться
в том, что происходит.
— Твой клуб
ничем не хуже
поместья.
—
Уверяю
тебя, он во много
раз лучше. —
Крысолов улыбнулся,
посмотрел на
нее поверх
очков. — И поверь,
Лысый — не самая
плохая компания.
Они
уже въехали
на территорию
клуба, когда
Крысолов вдруг
спросил:
— Кто
из твоих родственников
водит спортивный
автомобиль?
—
Эдик.
Он помешан на
скорости и
дорогих авто.
А почему ты
спрашиваешь?
— Да
так. — Крысолов
неопределенно
пожал плечами.
— Просто любопытно...
Творец,
1955 год (Талия)
Осень
просыпалась
на Парнас
оранжево-красной
кленовой листвой,
путалась в
волосах липкой
паутинкой,
щекотала щеку
запоздалыми
солнечными
лучами, а на
сердце у пятидесятилетнего,
уже убеленного
сединами Саввы
цвела весна!
Он
влюбился! Любовь
его была нечаянной
и оттого особенно
радостной. Она
наполняла его
таким светом,
от которого
сердце трепыхалось
в груди, точно
у безусого
мальчишки.
Савва
давно не посещал
театр. Театр
напоминал ему
об Анне, и в
воспоминаниях
этих было слишком
много отравляющей
душу горечи.
Но тот выход
в театр являлся
частью обязательной
программы, и
Савва скрепя
сердце согласился...
Актриса
была совсем
юной. Хохотушка,
веселушка!
Комичная и
невероятно
милая в этой
своей комичности.
Афиши называли
ее Ниной Воронцовой,
но друзья и
близкие знали
ласково —
Ниночкой.
Ниночка!
Имя перекатывалось
на языке лесными
ягодами, оставляло
сладкое и томительное
послевкусие.
А свет, по-юношески
задорный и
задиристый,
от самых подмостков
дотянулся до
Саввы, укутал
уютным сиянием.
Не было сил
удержаться.
Сидя в представительской
ложе, Савва с
торопливой
жадностью
набросал портрет
Ниночки, которую
в душе уже называл
Талией
[12]
.
Получилось
искренне и не
по возрасту
наивно, но корзина
белых роз добавила
его скромному
подарку солидности.
Ниночка
приняла подарок
с открытым
сердцем. И подарок,
и не верящего
в свое счастье
Савву. Они поженились
через месяц,
а еще через два
молодая жена,
смущаясь и чуть
заикаясь от
волнения, сообщила,
что ждет ребенка.
