— Да,
я понимаю. —
Арсений
не понимал
ровным счетом
ничего, но каким-то
шестым чувством
знал: флейта
—
это
очень важно!
—
Заберите
ее себе, —
сказала старушка.
— Вадим,
мой сын, не откажет.
Он равнодушен
к музыке.
— Я
вообще-то тоже.
—
Арсений
виновато улыбнулся.
— Я
даже нот не
знаю.
— А
вам не нужны
ноты: юноша.
Вам
нужна
флейта. Флейту
Арсений получил,
как дополнение
к гонорару, и,
еще не понимая
зачем,
он уже
знал,
что
ему просто
жизненно необходимо
научиться
играть на ней...
...Ветер
швырнул в лицо
пригоршню
дождя, и Арсений
вынырнул
из воспоминаний.
Сгустились
сумерки, дорожка,
петляющая между
старыми могилами,
была едва различима.
—
Давай-ка,
Грим, ускоримся!
Он
поудобнее
перехватил
поводок, пес
молча мотнул
головой.
Вел он себя
совершенно
спокойно, здесь,
на кладбище,
он не чувствовал
постороннего
присутствия.
Арсений тоже
не чувствовал,
и это было странно.
Вот она -
могила
Наты, значит,
сама Ната должна
быть где-то
поблизости.
В первые дни
после смерти
так обычно и
бывает, не возникает
никаких
проблем...
Не
сейчас... Ната
не пришла. Она
не появилась,
даже когда
Арсений заиграл
на флейте, а
это могло означать
только одно...
Творец,
1938 год (Терпсихора)
Как
же хороша она
была на сцене!
Как вживалась
в роль! Какой
особенный шел
от нее свет!
Савва
не пропускал
ни одного
представления,
не скупился
на цветы, подарки
и страстные
взгляды. К взятию
этой крепости
он подготовился
очень хорошо.
Постепенно,
без нажима и
надлома, приучал
пугливую Терпсихору
сначала просто
к своему
молчаливому
присутствию
в зрительном
зале и уже только
потом к мягкому
и безболезненному
вторжению в
ее волшебный
мир. Первое
время она его
дичилась, смущенно
краснела под
его взглядами,
отказывалась
принимать
скромные подарки,
но даже в этом,
еще таком детском
смущении ему
чудилось обещание.
Если бы не товарищ
Штерн, ее не в
меру заботливый
и не в меру
бдительный
отец, Анна непременно
сдалась бы под
его неназойливым,
но решительным
натиском.
Антон
Венедиктович
Штерн не вмешивался
в их отношения,
вежливо раскланивался
с Саввой, когда
им случалось
столкнуться
в зрительном
зале или за
кулисами, но
Савва хорошо
знал цену этой
ревнивой вежливости.
Тактику нужно
было менять,
располагать
к себе надо в
первую очередь
товарища Штерна.
Свой
план Савва
продумал до
мелочей, изучил
распорядок
Анны, вдоль и
поперек исходил
окрестности
ее дома. Осталось
лишь дождаться
подходящего
часа. Штерн
берег свою дочь
как
зеницу
она: на спектакли
и репетиции
Анну подвозил
его личный
водитель. Он
же забирал ее
домой. Редко,
крайне редко,
случалось так,
что Анне приходилось
добираться
самостоятельно,
особенно по
вечерам.
Савве
повезло —
довелось,
оставаясь
незамеченным,
стать свидетелем
разговора Анны
с водителем.
Теперь он точно
знал время,
когда следует
начать решающую
атаку.
...Анна
почти не кричала.
Со своего места
Савва слышал
лишь ее слабые
стоны да задорное
ржание ее мучителей.
Хоть бы не увлеклись,
не вошли в раж!
Только напугать,
чуть придушить,
но чтобы ни
пальцем... Он
повторил свои
инструкции,
наверное, раз
десять, пока
самый вменяемый
из этих двоих
не понял все
правильно.
Москва
бывает опасна.
Особенно поздним
вечером, особенно
для юных, беспомощных
девушек, добирающихся
до дома пешком.
На улицах города
хватает мрази,
готовой поглумиться
или даже убить.
Товарищ Штерн
должен знать
это так хорошо,
как никто другой.
Анна
жалобно вскрикнула,
Савва болезненно
поморщился,
словно это над
ним сейчас
глумились двое
подонков, для
надежности
досчитал до
десяти и лишь
после этого
шагнул в непроглядную
черноту подворотни.
Он
бил их, не жалея.
За те невыносимо
долгие мгновения,
что ему довелось
слышать стоны
своей Терпсихоры,
ярость из притворной
сделалась почти
настоящей. Он
сам не ожидал
от себя такой
злости и такой
силы. Отрезвление
пришло лишь
в тот момент,
когда под чужим
кулаком хрустнула
его собственная
переносица
и по лицу горячим
потоком хлынула
кровь. Довольно!
Этих двоих не
должны поймать!
Не в его интересах...
—
Пошли
вон! —
Его
разъяренный
рев стал приказом
к действию. —
Пошли
вон, пока я вас
не убил! —
И почти
сразу встревоженное:
— Девушка,
с вами все в
порядке?
У
него все получилось.
Свой собственный
спектакль он
разыграл как
по нотам.
Вежливо-озабоченное
«девушка, с
вами все в порядке?»
совершенно
естественно
сменилось
удивленно-встревоженным:
«Боже мой, Анечка,
это вы?!»
Дальше
все пошло просто.
Дальше была
просторная
гостиная Штернов
с наборным
дубовым паркетом,
картинами
современных
мастеров на
стенах, ослепительно-ярким
светом люстры
и успокаивающей
мягкостью
обтянутой
шелком кушетки.
Были испуганные
причитания
домработницы,
лед на сломанную
переносицу,
восхищение
в глазах Анны
и сосредоточенно-задумчивый
взгляд примчавшегося
с совещания
товарища Штерна.
Крепость пала
почти без боя.
Савва ценой
собственной
крови добился
любви своей
Терпсихоры.
*****
К
ужину
собрались
все: даже так
торопившаяся
в Париж Анастасия,
даже ненавидящий
поместье всем
сердцем Илья.
И даже Крысолов,
который днем
куда-то уезжал,
вышел к столу
со своей собакой
Баскервилей.
— И
псинку за стол
усадишь, родственничек?
—
Эдик,
уже
изрядно
пьяный, откинулся
на спинку стула,
бряцнул вилкой
по тарелке.
—
Зачем?
—
Крысолов
равнодушно
пожал
плечами,
сделал одному
ему
понятный
знак, и пес послушно
растянулся
у пылающего
камина. —
Он
вам не помешает.
— Он,
может, и не помешает,
—
многозначительно
хмыкнула Анастасия
и поправила
сползшую бретельку
вечернего
платья.
Зачем
ей в этот почти
траурный вечер
вечернее платье,
Марта не поняла.
Сама она явилась
к столу в джинсах
и свитере. Она
бы, может, и вовсе
не вышла, если
бы не Зинаида.
«Марточка, ты
немножко
посиди, помяни
Нату Павловну
и уходи, если
уж совсем невмоготу.
Как же мне с
этими иродами
одной?»
Зинаида
справилась
бы и не с такими
иродами. Во
всем доме она
признавала
и беспрекословно
подчинялась
только Нате,
а к Натиным
внукам относилась
как к капризным
и несмышленым
детям. Марта
вышла к столу
из-за Крысолова.
Даже скорбь
не смогла убить
любопытство.
Как странно
все, как непредсказуемо!
Ната ничего
не делала просто
так, в ее мире
все имело свою
цену и свою
меру. И эта ее
странная щедрость
не была блажью
стареющей
женщины. Крысолов
бабушке
не понравился,
Марта это точно
знала: чувствовать
настроения
Наты она научилась
с раннего детства.
Крысолов не
понравился,
однако она
решила включить
его в число
наследников.
Фонд наследия
Саввы Стрельникова
— это не какая-нибудь
благотворительная
контора, живущая
на пожертвования
и субсидии, это
твердо стоящая
на ногах организация,
в гораздо большей
степени коммерческая,
чём меценатская.
Марта не знала,
какие точно
суммы хранятся
на счетах фонда,
но догадывалась,
что цифры весьма
внушительные.
Неудивительно,
что так нервничает
Илья, который
еще при жизни
Наты метил на
главный пост
в попечительский
совет. От меценатства
и помощи молодым
художникам
ее сводный брат
был далек, а
вот деньги
интересовали
его всегда.
Любопытно,
Крысолов знает,
какое богатство
свалилось ему
на голову? Понимает,
с каким сопротивлением
придется столкнуться
в будущем?
