—
Разлюбил.
— Выяснять
отношения ох
как не хочется!
Так
же, как не хочется
ни на
секунду терять
из виду свою
музу. Вдруг она
заскучает
и уйдет, а
он так и не узнает,
как ее зовут...
— Ты
ступай уж, Прасковья!
Хочешь
попрошу
кого, чтобы
проводил?
— Не
нужно, Саввушка,
сама дойду. —
Прасковья
улыбнулась,
и на мгновение,
всего на мгновение,
ее лицо сделалось
прежним, таким,
каким Савва
любил
его
много лет назад
— молодым
и страстным.
Вот
такой он ее и
запомнит! Перенесет
на холст
эту ее
улыбку, обернет
бедра шелковой
шалью, распустит
пшеничные
волосы по белым
плечам. На память...
Как
она уходила,
Савва не видел,
стоило
лишь
сказать разлюбил,
как
Прасковья
перестала
существовать,
исчезла, растворилась
в толпе приглашенных,
освободила
от своего
утомительного
присутствия.
Да и
не до того ему
было, он
хотел узнать
имя своей новой
музы. Кто она?
Только у одной
из муз может
быть такая
хрупкость,
такой натянутый
струной позвоночник
и такой изящный
разворот
головы
— у
Терпсихоры
[9]
!
Он
не ошибся! Он
никогда не
ошибался, когда
дело касалось
муз. Провидение
и в самом
деле
послало
ему
Терпсихору.
Ее звали Анна
Штерн. Еще совсем
юная, но подающая
надежды
балерина Большого,
его будущая
муза. Энкавэдэшник,
с которым
она пришла на
выставку, оказался
не мужем и не
любовником,
а отцом.
Любящим отцом
единственной
дочери. В
НКВД, этой
страшной, с
каждым годом
набирающей
разрушительную
силу организации,
он служил полковником
и имел немалый
вес. Это было
опасно —
добиваться
дочери такого
человека. Стоит
лишь раз ошибиться,
и не спасет
никакая биография,
в застенках
НКВД
пропадали
и не такие. Но
если с умом,
если на деле
доказать свою
преданность
и искренность.
Если хоть
попытаться...
В
тот вечер Савва
перекинулся
со своей Терпсихорой
едва ли парой
слов. Но и без
слов, по одним
лишь украдкой
бросаемым в
его сторону
взглядам, было
ясно —
в битве
за любовь он
станет победителем.
Увы,
эта битва была
далеко не самой
важной. Энкавэдэшник
звериным своим
чутьем сразу
почувствовал
неладное. От
его внимательного,
с прищуром,
взгляда разгоряченная
обретением
новой музы
кровь мигом
остыла, и на
смену эйфории
пришло отрезвление.
Легко не будет.
За Терпсихору
придется сражаться
не на жизнь, а
на смерть. Он
сумеет, ему не
впервой...
Домой
Савва вернулся,
как и обещал,
на рассвете.
Постоял в раздумьях
на деревянном
крыльце, послушал,
как заливается
в тополиных
ветвях какая-то
птаха, а потом
решительно
толкнул дверь.
Ему предстоял
до крайности
неприятный
разговор с
женой. Теперь
ему совершенно
точно нужно
уйти. Невозможно
добиваться
любви Терпсихоры,
оставаясь
женатым мужчиной,
просто немыслимо.
Разговора
не получилось.
Прасковья ушла
сама... Ее безжизненное
тело медленно
раскачивалось
на привязанной
к потолочному
крюку шелковой
шали...
После
похорон Прасковьи,
торопливых
и каких-то совершенно
будничных,
шелковую шаль
Савва оставил
себе. Он взялся
за кисть сразу,
как только
закончились
поминки и его
дом покинул
последний
соболезнующий.
На картине его
Каллиопа казалась
живой, молодой
и игривой, шелковая
шаль цвета
берлинской
лазури страстно
обвивала ее
бедра. Еще одна
картина, излучающая
свет, еще одна
муза, пожертвовавшая
собой ради
своего творца.
Все правильно,
так и должно
быть...
*****
Арсений
рассеянно
гладил
взбудораженного
Грима. Ната
Стрельникова
оказалась умнее
и хитрее его,
даже после
смерти смогла
зацепить так,
что не высвободиться,
взяла за горло
железной хваткой.
И не пожалованным
наследством,
ему
и
своих денег
вполне хватает,
а совсем другим.
Письмо, написанное
решительным
размашистым
почерком,
читаное-перечитанное,
до сих пор лежало
в нагрудном
кармане, прожигая
в сердце дыру.
Это
была
даже не сделка.
Ход оказался
куда
продуманнее
и изощреннее,
собственно
говоря, он даже
не
предполагал
ответного
маневра, не
оставляя
Арсению
права выбора.
Теперь
он обязан во
всем разобраться.
Не ради
Наты,
ради
самого
себя. Возможно,
впервые за эти
годы ему
придется
иметь дело не
с призрачным,
а с вполне реальным
и весьма коварным
противником.
Настолько
коварным, что
заподозрить
его можно лишь
в самую последнюю
очередь. Но
Ната позаботилась,
чтобы в этой
непростой игре
у него на руках
было как можно
больше козырей.
Вот только до
сих пор непонятно,
благодарить
ее за эту
заботу
или
проклинать...
На
встречу с
наследниками
Арсений пришел
подготовленным
и вооруженным
необходимой
информацией.
Агентурная
сеть Лысого,
как всегда,
сработала очень
хорошо. Лысый
вообще преуспел
и в коммерции,
и в «шпионских
играх». Загородный
клуб, построенный
на деньги Арсения,
но под чутким
руководством
Лысого, едва
ли не с первого
дня начал приносить
стабильный
доход. А всякие
заморочки в
виде исключительной
элитарности,
пропускной
системы и флера
таинственности,
как ни странно,
сработали.
Лысому хорошо
удавались три
вещи: готовка,
сбор информации
и превращение
в звонкую монету
любой, даже
самой идиотской,
идеи. Трудно
поверить, что
когда-то он был
таким же ничтожным
лузером, как
и сам Арсений.
Только Арсению
ради реинкарнации
пришлось два
месяца проваляться
в коме, а Лысый
обошелся без
жертв, разве
что волосы
потерял критически
рано. Но даже
этот свой недостаток
он сумел превратить
в достоинство.
Девушки ему
благоволили,
заигрывали,
кокетничали,
пару раз даже
дрались за
сомнительное
счастье на
несколько
недель стать
его пассией.
Стараниями
друга Арсений
полночи разбирался
с досье на внуков
Наты Стрельниковой.
Одна, самая
тонкая, папка
интересовала
его больше
других, но, увы,
хранящейся
в ней информации
оказалось
слишком мало
для каких бы
то ни было выводов.
Да ему и не хотелось
делать никаких
выводов. Неожиданное
послание от
уже мертвой
Наты на несколько
дней выбило
Арсения из
колеи, погрузило
в размышления
и глубокую
меланхолию.
С одной стороны,
вещи, долгое
время остававшиеся
необъяснимыми,
стали простыми
и понятными,
а с другой —
ему предстояло
сделать очень
нелегкий выбор.
Он даже не
подозревал,
что может быть
так сложно, что
чужая смерть
раз и навсегда
изменит его
собственную
жизнь.
Он
решился после
долгих раздумий,
и даже когда
решился, легче
не стало, в душе
занозой сидело
неспокойное
и колкое чувство
неправильности
происходящего,
избавиться
от которого
можно было
только одним-единственным
способом —
начав, наконец,
действовать.
Наследники
его не разочаровали.
Каждый из них
был способен
на подлость,
если не на убийство.
Ната Стрельникова
умерла своей
смертью, таково
было официальное
заключение.
Преклонный
возраст, больное
сердце... Но Арсения
все равно что-то
тревожило, и
заноза в душе
начинала шевелиться,
как только он
мысленно возвращался
в ту душную
августовскую
ночь, когда он
познакомился
с бабушкой
Марты. Вдруг
он ошибся? Вдруг
Ната умерла
из-за его излишней
самонадеянности
и нежелания
помочь?..
