— Да,
все ж уже на
месте! И мы тут,
и Зина с Акимом.
Эдик.
Он всегда на
стороне сестры,
с раннего детства.
Ната говорила,
это оттого, что
они близнецы,
а у близнецов
все по-особенному.
—
Давайте
уже как-нибудь
обойдемся без
этих ваших
адвокатских
штучек! У меня
через три часа
самолет в Париж,
а я тут с вами
жду у моря погоды.
Это
Анастасия. Она
всегда требовала,
чтобы к ней
обращались
официально
—
Анастасия.
Бывают такие
женщины, которые
с рождения
чувствуют себя
королевами
и от окружающих
ждут соответствующего
отношения. У
королевы Париж,
а тут такая
досада — бабка
померла...
Чтобы
не зарычать
от злости и
бессилия, Марта
сжала зубы и
стиснула кулаки
с такой силой,
что ногти впились
в кожу. Рядом
почти беззвучно
всхлипнула
Зинаида, промокнула
платком красные
от
слез глаза.
— Не
плачь. —
Марта
обняла ее за
плечи, коснулась
поцелуем седеющего
виска. —
Не надо плакать,
Зиночка.
— Так
не могу... — Домработница
шмыгнула носом,
поймала раздраженный
взгляд Анастасии
и демонстративно
громко высморкалась
в носовой платок.
—
Зинаида!
— Анастасия
брезгливо
поморщилась.
— Хватит сырость
разводить! И
без того тошно!
—
Тошно
ей! — огрызнулась
домработница.
— Конечно, это
ж не по Парижам
скакать.
— Ой,
договоришься,
Зинка. Уволю!
— рыкнул Илья.
В отличие от
Эдика, горой
встающего на
защиту Верочки,
у Ильи с родной
сестрицей
Анастасией
отношения были
сложные, едва
ли не сложнее,
чем с неродной
Мартой. И фраза
эта имела однозначный
посыл — в семье
он теперь самый
старший, и он
будет решать.
— А
и увольняй! —
подбоченилась
Зинаида. — Думаешь,
пропаду без
такого... — она
не договорила,
обиженно отвернулась
к окну.
— Да
оглашайте вы
уже свое завещание!
— Верочка танцующей
походкой прошлась
по кабинету,
присела на
подлокотник
кресла, в котором
развалился
Эдик. — Мы же
все занятые
люди, у нас времени
в обрез.
Прежде
чем ответить,
нотариус посмотрел
на наручные
часы, мотнул
лысеющей головой.
— Еще
пять минут,
господа! Нет
еще одного
наследника.
— Еще
одного?!
Никогда
раньше они не
были так синхронны
и так единодушны.
Верочка испуганно
сжала ладонь
Эдика. Анастасия
многозначительно
переглянулась
с Ильей. Даже
Зинаида перестала
шмыгать носом.
Невозмутимым
и, кажется,
совершенно
равнодушным
к происходящему
остался только
Аким. Он стоял
у стены, привалившись
плечом к дверному
косяку, его
худое лицо не
выражало ничего.
—
Простите,
а это вы сейчас
о каком таком
наследнике?
— Анастасия,
враз забывшая
о Париже, даже
привстала с
места от избытка
чувств. - Бабка
решила еще
кого-то из прислуги
облагодетельствовать?
— Она бросила
полный раздражения
взгляд на Зинаиду.
—
Бабка...
— Марта не смогла
удержаться.
Уговаривала
себя, настраивалась,
а вот — не смогла.
— Когда-то ты
называла Нату
любимой бабушкой.
—
Когда
деньги на свои
Парижи клянчила!
— ввернула
Зинаида. — А
сейчас-то клянчить
не у кого.
— Все!
— Анастасия
нацелилась
в домработницу
выкрашенным
в ярко-алый
цвет коготком.
— Ты уволена!
— А
что это вы тут
с Илюхой распоряжаетесь?
— Эдик по-кошачьи
лениво потянулся
в кресле. — Еще
неизвестно,
кому домик
достанется.
Некрасиво
делить шкуру
неубитого
медведя.
—
Медведицы...
— фыркнула
Анастасия.
— Ах
ты, гадина такая!
Ната Павловна
для тебя теперь
медведица! —
Если бы Марта
не обхватила
Зинаиду за
плечи, та непременно
ринулась бы
в бой, и волос
в роскошной
прическе Анастасии
стало бы заметно
меньше.
—
Ненормальная!
Истеричка... —
Опасливо косясь
на Зинаиду,
Анастасия
обошла кресло
Ильи, стала за
его спиной,
положив ладони
на кожаную
спинку.
Вот
они и сформировались
окончательно
— коалиции.
Эдик и Верочка,
Илья и Анастасия,
а она, Марта,
сама по себе.
Останься в
живых Макс, все
сложилось бы
по-другому, но
Макса больше
нет, поэтому
теперь она сама
по себе...
—
Господа,
прошу внимания!
— Нотариус, все
это время внимательно
всматривавшийся
в окно, постучал
пухлой ладонью
по столу. — Господа,
приступим,
пожалуй!
— А
как же этот...
Еще один наследничек?
— Эдик взъерошил
и без того дыбом
стоящие волосы.
Из всех присутствующих
только он один
был одет неформально
— в джинсы и
пуловер. Остальные
предпочли
соблюсти приличия.
Даже легкомысленная
Верочка вырядилась
в черное платье,
которое смотрелось
бы весьма уместно,
если бы не вызывающе
глубокое декольте.
—
Думаю,
он уже прибыл!
— сообщил нотариус
и обернулся
к неспешно
открывающейся
двери. — Господа,
позвольте
представить
вам Арсения
Ивановича
Гуляева!
...Он
почти не изменился
со времени их
последней
встречи. Разве
что сменил
неформальные
джинсы на деловой
костюм. Идиотские
очки с желтыми
стеклами остались
прежними. В
сочетании с
дорогим костюмом
они смотрелись
убийственно
вызывающе.
Вслед за хозяином
в кабинет ввалилась
собака Баскервилей,
при виде которой
Верочка испуганно
взвизгнула.
—
Добрый
день! — Крысолов,
которого,
оказывается,
зовут до неприличия
банально —
Арсением Ивановичем
Гуляевым, обвел
присутствующих
невозмутимым
взглядом. Только
на Марте взгляд
его задержался
чуть дольше.
Или ей это просто
показалось?
— Не волнуйтесь,
мой пес хорошо
воспитан.
— Это
еще что за цирк?
— на безупречном
лице Анастасии
застыла брезгливая
гримаска.
— Нет,
дорогая, цирк
как раз уехал,
это клоуны
остались. —
Илья смотрел
на вновь прибывшего
снизу вверх,
и взгляд его
не предвещал
Арсению Гуляеву
ничего хорошего.
Илья был мастером
по части унижений.
Марта не раз
испытывала
силу его таланта
на собственной
шкуре, до тех
пор, пока Макс
не научил ее
давать отпор.
— Так,
может, цирк еще
недалеко уехал
и вы успеете
его догнать?
— Крысолов
невозмутимо
улыбался, зато
глаза его пса
предупреждающе
полыхнули
красным.
Да,
похоже, в свое
время Крысолова
тоже научили
давать отпор
таким, как Илья.
Полезное умение,
ничего не скажешь.
Неизвестно,
чем бы закончилась
эта пикировка,
если бы в разговор
не вмешался
нотариус.
—
Господа,
приступаем!
— сообщил он
торжественно.
—
Погодите!
— Верочка беспокойно
заерзала на
подлокотнике.
— Может, кто-нибудь
все-таки объяснит
нам, что происходит?
— Да,
было бы неплохо,
— поддержал
сестру Эдик.
—
Прошу
прощения, но
я не уполномочен
давать объяснения,
— нотариус
развел руками.
— Моя задача
заключается
в том, чтобы
огласить волю
усопшей.
— Так
оглашайте уже,
наконец! — Томное
сопрано Анастасии
сорвалось на
некрасивый
фальцет. — Сколько
можно?!
