—
Спокойно,
мальчик, спокойно.
Где-то
возле двери
должен быть
выключатель.
Еще пару секунд...
Вот! Щелчок —
и... Ничего. Свет,
ожидаемый и
такой необходимый
в этом непроглядном
мраке, так и не
вспыхнул. Арсений
чертыхнулся.
Гроза, будь она
неладна! Наверное,
порвана линия
проводов или
выбило пробки.
Впрочем, что
уж сейчас гадать?
Он пришел не
гадать, а действовать.
Грим
в нетерпении
скреб когтями
мраморные
плиты, и звук
этот разрывал
барабанные
перепонки
почище, чем
раскаты грома.
—
Сидеть!
— скомандовал
Арсений.
Пес
послушно, хоть
и с неохотой,
опустился
рядом, прижался
мокрым боком
к ноге. В наступившей
тишине Арсению
вдруг почудилось
угасающее эхо
чьих-то легких
шагов. Дверь
за спиной
захлопнулась,
отсекая все
внешние звуки.
Теперь тишина
была настоящей,
ее нарушало
лишь биение
его собственного
сердца и тяжелое
дыхание Грима.
Пес, лишенный
возможности
действовать,
неожиданно
успокоился,
по его боку
больше не пробегала
дрожь нетерпения.
Может, почудилось?
Смешно! Крысолову
уже давно ничего
не чудится, он
видит и знает
наверняка. И
здесь, в этом
затерянном
в парке павильоне,
еще пару мгновений
назад кто-то
был. Человек
или призрак
— это и предстоит
узнать.
Арсений
еще раз безуспешно
попробовал
включить свет,
а потом разжал
онемевшую от
напряжения
левую руку,
отпуская Грима
на волю.
—
Осмотрись
тут, — сказал,
понизив голос,
и в который уже
раз удивился
этой своей
детской привычке
шептать там,
где запросто
можно говорить
громко.
Отпущенный
на волю Грим
тут же растворился
в темноте, а
Арсений приступил
к осмотру. Теперь
уже неспешному
и детальному.
Что бы там ни
рассказывала
Ната, как бы
там ни было, но
что-то здесь
нечисто. И его
задача сейчас
разобраться,
кто за всем
этим стоит:
живой человек
или призрак.
А
они его уже
ждали. Мраморные
статуи настороженно
следили за
каждым его
движением.
Стоило Арсению
лишь отвернуться
от какой-либо
из статуй, как
его тут же одолевало
стойкое, но
совершенно
иррациональное
чувство, что
там, за его спиной,
что-то происходит:
мертвые музы
Саввы Стрельникова
оживают, тянут
к нему холодные
руки, шепчут
на ухо что-то
тревожное и
неразборчивое.
Этого не могло
быть, потому
что шестое
чувство, давно
и успешно натасканное
на обнаружение
малейших отклонений
от нормальности,
молчало, уступив
место банальной
логике. Сейчас
в павильоне
не было никого,
кроме них с
Гримом и муз.
Никаких призраков,
никаких злодеев.
Арсений
подошел к одной
из статуй, направил
луч фонарика
на каменное
лицо. Муза улыбалась
ему загадочно
и грустно. Большие
глаза, пухлые
губы, ямочка
на подбородке,
каменная роза
в распущенных
волосах. От
музы шел свет.
Не тот, который
заметен глазу,
а особенный,
лишь едва ощутимо
касающийся
сетчатки, дразнящий
и сбивающий
с толку обычные
органы чувств.
Арсений смотрел
на мраморную
женщину в хитоне,
а видел совсем
другое. Черные
блестящие
глаза, блестящие
не от радости,
а от непролитых
слез. Чахоточный
румянец на
бледных щеках.
Полыхающая
алым роза —
фальшивая,
неживая. Тонкое
пальтишко,
давно вышедшее
из моды, не по
размеру большое,
с длинными
рукавами, доходящими
до кончиков
пальцев. Девочка-Пьеро,
покинутая,
преданная,
печальная.
Интересно, кто
она? Которая
из жен Саввы
Стрельникова?
Надо будет
попросить у
Наты семейный
альбом.
Арсений
перешел к следующей
статуе, когда
где-то над головой
раздался заливистый
лай Грима. Над
головой... Странно.
Винтовая
лестница нашлась
в самом центре
павильона.
Ажурная и невесомая,
она обвивала
поддерживающую
потолок колонну.
Прежде чем
подняться
наверх, Арсений
посветил себе
под ноги.
К
лестнице вели
две цепочки
грязных следов.
Первая, несомненно,
принадлежала
Гриму, а вот
вторая... Арсений
присел на корточки,
всматриваясь.
Эх, зря он не
отпустил Грима
сразу, как только
услышал шаги!
Иногда в их
деле нужно
сначала действовать,
а уж потом
рассуждать.
Тогда бы не
пришлось гадать,
чьи это следы.
Первая ошибка.
А есть еще и
вторая. Под
ноги нужно было
посмотреть
сразу, а не глазеть
на статуи и не
затаптывать
улики. Теперь
хрен разберешь,
что тут происходило
до их с Гримом
появления.
Откуда явился
этот загадочный
визитер, куда
ушел?.. Даже размер
обуви не различить
— все смазано,
размыто. Впрочем,
куда ушел, понять
все-таки можно.
Вот след от
носка на мраморной
ступеньке, а
Грим заходится
раздраженным
лаем где-то
наверху. Теперь
уже можно не
спешить, если
бы пес кого-нибудь
поймал, там, на
втором этаже,
сейчас было
бы тихо.
Грим
ждал его на
входе. При появлении
Арсения он
расстроено
рыкнул, осторожно,
но крепко сжал
челюсти на
запястье, потянул
куда-то в темноту.
—
Грим,
подожди! Дай
осмотреться!
— Арсений включил
фонарик.
Обсерватория!
Вот куда они
попали — в
обсерваторию
Наты. Как-то не
так представлял
себе Арсений
телескоп. В его
понимании
телескоп — это
такая подзорная
труба на треноге.
А тут настоящая
махина! И не
понять даже,
с какой стороны
к ней подступиться
и куда смотреть,
чтобы разглядеть,
есть ли жизнь
на Марсе. Рядом
с махиной —
рабочий стол,
большой, красивый,
совершенно
пустой. Дорогое
кожаное кресло
на колесиках
небрежно отодвинуто
к стене. Сразу
видно, что хозяйка
всего этого
научного великолепия
давно не появлялась
в своих владениях,
если вообще
когда-нибудь
появлялась.
Уж больно здесь
все нежилое
и бездушное,
вот, может, только
старинная
этажерка с
книгами вносит
нотку уюта.
Арсений пробежался
пальцами по
корешкам книг,
нарисовал
загогулину
в пыли на рабочем
столе. Если в
сам павильон
обитатели
поместья еще
иногда заглядывали,
то здесь, наверху,
царило запустение.
Обсерватория
Наты при всем
своем величии
и масштабности
была похожа
на заброшенный
старый чердак.
Точно в подтверждение
мыслей Арсения,
Грим громко,
совсем по-человечески,
чихнул, и из-под
его лап взмыло
и заплясало
в свете фонарика
облачко пыли.
— Будь
здоров! — Арсений
уже собирался
отойти от стола,
когда рядом
с собственной
загогулиной
увидел еще
кое-что...
«Убирайся
вон!» — Слова
были написаны
торопливо и
размашисто.
Буквы наползали
одна на другую,
так и норовили
соскользнуть
со стола. Вот
и послание.
Арсений задумчиво
поскреб подбородок.
Только вопрос
— от призрака
ли?
По
крыше обсерватории
хлестал дождь,
от громкого
«тарарам»
ощущение, что
находишься
на чердаке,
только усиливалось.
Рядом, напоминая
о себе, рыкнул
Грим, потрусил
куда-то к стене.
Там обнаружилась
небольшая
незапертая
дверца, ведущая
на узкую, опоясывающую
обсерваторию
смотровую
площадку. Здесь
наверху ветер,
казалось, усилился
в разы. Ветви
старого клена
цеплялись за
кованые перильца,
дождь сек их
косыми струями,
обрывая листья,
обламывая
молодые побеги.
На одном из
таких листьев
Арсений поскользнулся
и едва не упал.
Спасло ограждение,
невысокое, но
надежное с
виду. Так же,
как клен, он
ухватился за
перила, посмотрел
вниз. Высоко!
Упадешь — костей
не соберешь.
Значит, тот, за
кем гнался
Грим, не мог
просто спрыгнуть,
значит, должен
быть еще один
выход.
