Туча
Никто из них не смеялся! То есть они все смеялись, но не над ним, а просто из-за того, что побег из лагеря удался, что вода клевая, а жизнь прекрасная. Даже язвительный, тощий, как вобла, Гальяно словно и не замечал Степиной необъятной тучности, а если и замечал, то не придавал этому никакого значения. А надменный и на первый взгляд ко всему равнодушный Дэн Киреев, эта прекрасная помесь Аполлона с гладиатором, даже по-дружески похлопал Степу по плечу. А Матвей, навалившись сзади, попытался его слегка притопить, но не зло, а тоже по-дружески. Туче достаточно было дернуть плечом, чтобы Матвей сам с головой ушел под воду. Он вынырнул, фыркая и отплевываясь, и, кажется, посмотрел на Тучу с уважением.
— Да ты настоящий вепрь! — В голосе Гальяно послышалась зависть. — Здоровенный!
Да, он был здоровенный. Высокий, метр восемьдесят пять, но при этом необъятный, под завязку нашпигованный взлелеянными родителями комплексами. Даже силы, которую дала ему природа, он стеснялся так же, как и своей слоновьей неуклюжести. Но здесь, рядом с этими ребятами, оказывается, можно не стесняться и не думать ни о чем, кроме того, что вода классная, о том, что, возможно, — Господи, сделай так! — это лето окажется не таким уж плохим, как виделось.
Обратно в лагерь возвращались почти бегом. Времени до ужина оставалось в обрез. Над головами назойливо кружилась непонятно откуда взявшаяся мошкара, а с мокрых волос за шиворот стекала вода. Они были голодными и возбужденными из-за открывающихся перед ними перспектив.
— Волосы повытирайте! — велел Василий, запирая за ними заветную калитку. — И про собственный ключ подумайте. — Он хитро сощурился. — Видите, как хорошо, когда есть ключ!
— Ах ты коммерсант! — сказал Гальяно беззлобно и подмигнул Туче. — Что, пацаны, придется, наверное, раскошелиться на золотой ключик!
Все согласно закивали. Туча тоже кивнул.
У них едва хватило времени, чтобы незамеченными прошмыгнуть во флигель и привести себя в порядок. Туча как раз заканчивал вытирать голову, когда в комнату заглянул командир, обвел их подозрительным взглядом и спросил:
— Где болтались, архаровцы?
— В парке! Изучали территорию. — Лицо Гальяно расплылось в не слишком приветливой улыбке. — Скука тут у вас смертная, — добавил он ехидно.
— Скука, говоришь? — Суворов нахмурился, а потом усмехнулся. — Посмотрим, что ты завтра запоешь, Гальянов! А теперь быстро в столовую! Отряд вас четверых ждать не будет.
Перед главным корпусом на том самом месте, где еще утром стоял черный «Мерседес», сейчас возвышался двухъярусный автобус. Значит, приехали, наконец, ребята из второго отряда, те самые, которым предстояло стать их соперниками в никому не нужной битве за никому не нужную победу. Но теперь, когда он больше не был неудачником Степкой Тучниковым, а переродился в Тучу, когда рядом были если не друзья, то уж точно нормальные ребята, он не боялся никаких битв и никаких соперников.
На газоне среди желтых головок одуванчиков вдруг что-то блеснуло. Туча сначала замедлил шаг, а потом и вовсе присел на корточки, разглядывая находку. В траве, обернувшись серебряной цепью вокруг пука одуванчиков, лежал маленький ключик. Простенький, незатейливый и одновременно такой притягательный, что у Тучи задрожали руки. Ключик не просто выбросили. Какой дурак добровольно расстанется с такой удивительной вещицей?! Его потеряли. Оборванная у самой застежки цепочка подтверждала эту версию. Туча даже догадывался, кому может принадлежать ключик, вот только твердой уверенности, что он вернет пропажу хозяйке, у него не было.
Туча как раз раздумывал, как поступить с находкой, когда над головой вдруг раздался до боли, до сердечной дрожи знакомый голос:
— Ба! Кого я вижу! Жиртрест, а тебя каким ветром сюда занесло?
Туча вздрогнул, испуганно зажмурился. Крепко-крепко, до рези в глазах. Нет, этому лету не суждено стать самым прекрасным. Это лето не будет даже сносным, потому что теперь оно безнадежно отравлено…
Юрик Измайлов, главный мучитель и персональный кошмар Степана Тучникова, не должен был оказаться в этом лагере ни при каких обстоятельствах. Юрику Измайлову, сыну очень состоятельных и очень влиятельных родителей, самое место на каком-нибудь крутом заграничном курорте, а не в этой российской глуши.
— Эй, ты чего молчишь? Чего не здороваешься? — Не сильный, но унизительный пинок под зад швырнул Тучу носом в одуванчики, серебряный ключик снова едва не упал в траву. — Ну, поздоровайся со старым приятелем, Жиртрест!
Над головой, слева и справа, послышался издевательский смех. Его персональный кошмар обзавелся дружками, такими же злыми и жестокими, такими же ядовитыми.
— Привет, Юра. — Степка нашел в себе силы встать на колени, но вот дальше было никак: ноги дрожали и не слушались. — Рад тебя видеть.
Он не был рад, он боялся и ненавидел одновременно. Еще пару секунд назад мягкие и пушистые одуванчики впились в кожу терновыми колючками.
— А уж как я рад, ты и представить себе не можешь! — Измайлов взирал на него с презрительным удивлением, сдвинув на лоб солнцезащитные очки. Его дружки, их было трое, тоже смотрели и многозначительно улыбались. — А мы боялись, что нам будет здесь скучно. — Измайлов сплюнул, и Туча снова испуганно зажмурился, точно ожидал не плевка, а полновесного удара.
Как же он ненавидел себя в этот момент! Едва ли не сильнее, чем Юрика Измайлова. Ненавидел и не находил в себе сил даже встать с колен. Наверное, теперь он так и умрет на этом поросшем одуванчиками газоне…
— Это что еще за клоун? — Голос, по-девчоночьи визгливый, был ему незнаком.
— А это, Лютик, мой одноклассник! Прикинь, с какими уродами приходится учиться?
— Не повезло, старик, — сочувственно продребезжал Лютик.
Туча отважился приоткрыть глаза, чтобы через густой частокол ресниц рассмотреть своих мучителей.
Наверное, Лютик — это вот этот высокий, похожий на жердь парень с пирсингом в брови. Из всей четверки он кажется самым безопасным. Остальные страшнее в разы. Два амбала, рослые и плечистые, низколобые, короткостриженые, с массивными челюстями и бычьими шеями, смотрели на Тучу с одинаково ленивым выражением одинаковых же лиц. Братья. Братья или и вовсе близнецы. Он не рассматривал, ему было страшно рассматривать…
— А вот вы, братишки, точно зря переживали из-за боксерской груши. — Измайлов, такой же самоуверенный и такой же красивый, как Дэн Киреев, но куда более опасный, присел перед Тучей на корточки, и тот перестал дышать. О том, что он все еще жив, напоминал лишь больно врезающийся в ладонь серебряный ключик. — Вот вам и груша, братишки! Большая, жирная груша. Вы можете начать тренироваться прямо сегодня. Ты ведь не возражаешь, Жиртрест?
— …Вообще-то, возражает! — раздался вдруг знакомый и до боли родной голос. — И пошли бы вы отсюда подобру-поздорову!..
Гальяно
То, что Туча куда-то подевался, они обнаружили, уже усаживаясь за стол. Это было странно, потому что еда для Тучи — святое. Гальяно, с младых ногтей привыкший держать ситуацию под контролем, завертел головой. Тучу он увидел сразу, стоило только посмотреть в окно.
