Бывает иногда, что жестокие преступления приводят полицейских по какому-нибудь приличному адресу, где обитают воспитанные выпускники лучших университетов. С Кардиналом раз или два случалось подобное. И все же это редкость. Убийство же Морриса Тилли было самого заурядного свойства.
Его мать впустила их в прихожую, темноватую и тесную, где пахло не то плесенью, не то ветхой материей, как в лавке подержанных вещей… Миссис Тилли оказалась маленькой, похожей на воробышка женщиной в линялом платье в цветочек, зорко вглядывавшейся в них сквозь толстые стекла очков.
Кардинал представился и представил Делорм.
— Вы миссис Тилли, мать Морриса Тилли?
— Да. Что, у Морриса опять какие-то неприятности? Он не нарочно. Он просто не думает, что делает, понимаете? Увлекается так, что себя не помнит. И марихуана тоже сослужила ему плохую службу. Вот многие матери жалуются, что у них дети чересчур уж компьютерами увлекаются, видеоиграми там всякими, а я что угодно бы отдала, чтобы Моррис увлекся чем-нибудь в этом роде! Он ведь, знаете, как попробовал марихуану в двенадцать лет, так с тех пор и пошло это наваждение. Но он зла никому не делает, правда-правда! Он хороший мальчик. Парень то есть. Хотя во многом он еще мальчик. Ну а что он на этот раз натворил? Надеюсь, не очень страшное?
— Боюсь, у нас новости похуже, миссис Тилли. Присядьте-ка лучше.
— Да, конечно, конечно. Пройдемте в гостиную.
В гостиной запах лавки подержанных вещей оказался еще гуще. Кособокая качалка, обитая коричневым винилом, пухлый диван, продранный с обеих сторон так, словно его терзали тигры.
— Может быть, чаю? Или кофе?
— Нет, спасибо. Сядьте, пожалуйста, миссис Тилли.
Слегка переваливаясь, она подошла к дивану и, побледнев теперь, как будто из нее выдернули электрический шнур, села на драный диван и покорно сложила руки на коленях.
— Боюсь, что ваш Моррис мертв, миссис Тилли. — Сердце Кардинала колотилось как бешеное. Нет, никогда он к этому не привыкнет. — Его убили.
— Убили? — Рука женщины медленно поползла вверх ко рту.
— Мне очень жаль.
Миссис Тилли повернулась к Делорм, словно надеясь услышать от женщины нечто более вразумительное.
— Зачем же было кому-то убивать Морриса? Ведь он… ведь Моррис… такой покладистый… он же мухи не обидит. Вот марихуану он курит слишком уж много, это верно. И на работе никак не удержится, но с работой ведь сейчас трудно, знаете ли. А Моррис, он разборчивый. За что ни попадя не возьмется. Но он не драчун, нет. Не может это быть он. Должно быть, что-то напутали… Убили не его, другого.
— Личность была установлена по записям у стоматолога, — сказала Делорм. — По зубному ряду. Ведь у вашего сына, кажется, был лишний резец?
Последовавшая затем пауза была краткой, а тишина — гробовой. Где-то тикали часы: секунда, другая, третья. А затем тишину разорвал вопль миссис Тилли. Вопль был громкий, протяжный, издали его можно было принять за собачий вой. Она ловила ртом воздух, почти задыхалась, а потом издала новый вопль, показавшийся Кардиналу уже не таким пронзительным, но не потому, что вопль этот был тише, а потому, что в протяжный и горестный этот звук, казалось, вплелись все страдания рода человеческого.
Делорм вернулась из кухни со стаканом воды, а Кардинал и не заметил, когда она вышла. Не сразу, но Делорм в конце концов удалось успокоить женщину. Вопли стали глуше, перейдя в рыдания, а потом и в беззвучные слезы, после которых та обрела способность говорить.
— Мне надо его увидеть, — сказала она, — иначе я до конца не могу поверить.
— Да, конечно, — отозвалась Делорм. — Мы договоримся с Центром судебно-медицинской экспертизы в Торонто, если желаете. Либо они свяжутся с тем похоронным домом, который вы выберете, и вы повидаете его уже там.
Это вызвало новый приступ слез. Опыт Кардинала подсказывал, что нельзя допускать слишком уж безоглядную скорбь родственников, если желаешь получить от них информацию. Рискуя показаться черствым, он прервал ее рыдания первым вопросом:
— Миссис Тилли, когда вы в последний раз видели сына?
— Совсем недавно. Месяца два-три назад.
— Месяца два-три?
— Ну, скорее два. Моррис был очень занят какими-то планами и так далее. Я месяцами не видела его. А однажды я вернулась от Лоблоу, гляжу, а он сидит за столом в кухне и ест сэндвич. С таким аппетитом и радостный такой. Он хороший сын. Иногда даже цветы мне приносит. В последний раз были тюльпаны. Помнит, что я люблю тюльпаны. Вот братья его — те никогда цветов не приносят.
— Последний его адрес, насколько нам известно, — Марсден-роуд, — сказала Делорм. — Это в Гринвуде?
— Да, в Гринвуде. Он там вместе с друзьями живет.
— Как он выглядел во время вашей последней встречи, каким он вам показался?
— О, обычным, таким, как всегда. Он не меняется с двенадцати лет — одинаковый — веселый, радостный, беззаботный. Немножко рассеянный иногда. Думаю, это из-за марихуаны. Он все говорил, что хорошо зарабатывает сейчас.
— На чем же это?
— Он работал в грузовой компании — погрузить-разгрузить. Работа нехитрая, а платили хорошо.
— Он упоминал название?
— Нет-нет. Сказал только, что предприятие солидное. Так в точности и сказал. «Мама, — говорит, — наконец-то я работаю в солидном предприятии». Я, правда, не очень-то поверила, что это продлится долго. На одном месте он никогда не удерживался. Но я была рада, что у него завелись деньги. Он даже со мной делился. Бывало, ни слова не скажет и уйдет — вижу, под коробкой с печеньем сотенная бумажка лежит.
— Он знакомил вас с теми, на кого работает, с друзьями?
— Нет. Правда, с одним своим другом познакомил. Сэма он иногда приводил ко мне. Сидят, бывало, в кухне и печенье за обе щеки уплетают, целую коробку за один присест умять могли. «Отшельники» особенно он любил. Знаете, печеньица такие — с корицей и изюмом, не очень сладкие? Уж эти-то печенья, если Моррис тут случался, в доме не задерживались!
— Миссис Тилли, а как фамилия этого Сэма, не знаете?
— Нет, не знаю, к сожалению. Красивый такой паренек.
— Описать его можете?
— Лицо бледное. Волосы очень темные, а кожа бледная-бледная. Ростом меньше меня, а во мне-то только пять футов три дюйма.
— Сэм Динс это быть не может? — спросила Делорм. — Коренастый и застенчивый немного.
— Похоже, похоже. Фамилии его я никогда не знала, а Моррис, уж конечно, звал его Сэмми, словно маленького мальчика. На самом-то деле мальчиком оставался Моррис, все никак не мог повзрослеть. Теперь уж не повзрослеет.
Миссис Тилли прикрыла глаза рукой и несколько секунд раздавались всхлипывания. Делорм отыскала коробку с бумажными платками «Клинекс».
