Кухня была полна детских запахов — присыпка, мокрые пеленки, отбеливатель для белья. Кардинал подумал, что никогда не видел картины печальнее, чем эта женщина с идеальными чертами лица, кормящая ребенка.
— Как поживаешь, Самосвальчик? — спросила Делорм, ероша ребенку мягкие волосы.
Впервые миссис Вуд взглянула прямо на Кардинала:
— Вы не могли бы уйти?
— Я? Хотите, чтобы я ушел? — Его застали врасплох. Он полагал, что в эту минуту она думает о чем угодно, только не о нем.
— Вы знали, что мой муж погиб, знали уже вчера, весь день. И вы все равно меня расспрашивали так, будто ничего не случилось. Будто это ничего не значит. И каково мне, по-вашему, после этого? — Сильная женщина, но голос уже дрожит.
— Простите, миссис Вуд. Я хотел получить информацию как можно быстрее.
— Из-за вас мне паршиво. Чувствую себя дерьмом. Не хочу вас видеть в своем доме.
Кардинал встал.
— Я допустил ошибку, — ответил он. — Дни были тяжелые, не смог все обдумать как следует. Простите.
Он вышел в боковую дверь, сел в машину, достал блокнот. Господи, какой же я скверный полицейский. Люди даже не подозревают, до чего скверный. Глупый просчет, неверная оценка ситуации, а в итоге потерял возможность полазить по Выдриному дому. Так никогда и не узнаешь, насколько бы это продвинуло расследование. Если дать возможность четвертому каналу ухватиться за это, получится шикарный материал.
Делорм появилась через полчаса.
— Бедная женщина, — сказала она, проскальзывая на водительское место.
— Она тебе дала все осмотреть?
— Да. Там особенно не на что было смотреть. Но я нашла вот это. — Она протянула ему конверт из плотной бумаги.
Кардинал вытащил пачку полароидных снимков, некоторые серии не были разделены на отдельные фото. Алгонкинский торговый центр, торговый центр на Эйрпорт-хилл и гипермаркет «Врата», все снято сзади.
— Я на них только глянула, — сообщила Делорм, — но, получается, он обрабатывал большие универмаги.
— Кажется, это не в характере Выдры.
— Насколько я знаю, он домушник. Больше мы его ни на чем не ловили. — «Врата» сняты всего один раз. А другие два — по многу.
— Он мог обойтись и без этих фотографий. Но, возможно, он снимал магазины, куда хотел залезть. Может, кто-нибудь его видел рядом. И кого-то, кто был вместе с ним.
43
Эрик Фрейзер закончил полировать «D-35» и повесил ее на держатель за прилавком. Это была одна из его обязанностей — раз в неделю наводить лоск на гитары, и он предпочитал ее работе за кассой или распаковке усилителей. Ему нравилось чистить вещи; приятно бездумное занятие позволяло мыслям течь туда, куда он разрешал им направляться: к острову, к заброшенному дому, к мальчишке в подвале у Эди.
— Почем у вас этот «мартин»? — поинтересовался толстый парень с усиками кота.
— Шестиструнная — три тысячи.
— А вон тот «гибсон»?
— Тысяча двести.
Эрик видел, что парню хочется попробовать сыграть, но не предложил ему. Алан не любит, когда люди трогают дорогие гитары, если у них нет серьезных намерений.
Юнец переместился к музыкальной литературе, и Эрик начал протирать «гибсон». Сам он никогда не играл на этих гитарах. Карл с Аланом были настоящие музыканты, и Эрику не хотелось демонстрировать перед ними свое неумение. Гитара Кийта Лондона, «овация», в прекрасном состоянии, лежит у Эрика дома под кроватью. Он взял было ее в руки, но из-за долгого отсутствия практики струны больно резали пальцы.
Вошла девочка и стала изучать постеры, пытаясь заучить песню Уитни Хьюстон. Лет двенадцать, волосы длинные, прямые. Как замечательно смотреть на нее без всякого желания: у него есть пленник, и для всего остального он сейчас непроницаем. Кэти Пайн повезло меньше. Эрик подумывал насчет Билли Лабелля, когда рядом оказалась Кэти Пайн, которая рассматривала инструменты для ансамблей, но ничего не купила. В тот момент, когда она вошла, Эрик почувствовал зов судьбы. Она будет принадлежать ему, и никто не сможет помешать.
С этим мальчишкой, Лабеллем, вышла другая история. Билли Лабелль регулярно являлся сюда на занятия, и Эрик много недель за ним наблюдал. Мальчик всегда приходил один и уходил тоже в одиночестве, волоча свою гитару. У него были насчет этого парня большие планы, но тот слишком быстро умер и разрушил их. Что ж, они с Эди извлекли из этого урок, больше такого не случится. Нет-нет, сейчас у него тоже большие планы на этого, нового.
Теперь он думал о своем узнике постоянно, представляя, что он с ним проделает. Фотографии Кийта Лондона были развешаны повсюду — в торговом центре (сразу у выхода из «Центра Троя»), на автобусных остановках, — но ведь перед исчезновением он пробыл в городе всего два часа. Никто его в жизни не найдет, тем более те копы, которых он видел по телевизору.
Только бы ему удалось отыскать подходящее место. Уединенное, но чтобы при этом можно было легко его оборудовать, место, где он будет по-настоящему свободно себя чувствовать. Место, где он сможет установить камеру и освещение. Это не так просто. Заброшенные дома не так уж часто попадаются.
— Доделаешь завтра, Эрик. Пригляди пока за деньгами, ладно?
— Хорошо, Алан. Ты говорил, надо еще заняться учетом.
— Можешь завтра. А пока посиди на кассе.
Ты меня посадил на кассу, потому что тебе непременно хочется изобразить из себя многоопытного эксперта, верно? Показать этим несмышленышам, как надо играть, забацать им вещицу-другую, так? Алан настраивал «добро»
[34]
для паренька с волосами до колен. Иногда своей твердостью в сочетании с ласковостью Алан напоминал ему последнего из его приемных отцов.
Девочка наконец отчаялась запомнить аккорды в магазине и решила купить песню Уитни Хьюстон.
— Играешь на пианино? — Чуть-чуть дружелюбия — это, конечно, ради Алана.
— Играю. Немножко.
— Славно. Эти аккорды хорошо пойдут на фортепьяно. Вот для гитары они не очень годятся. Слишком много бемолей. — Как легко с ними говорить, когда чувствуешь себя свободным. Когда у тебя в руках узник, можешь болтать с людьми точно так же, как Алан и Карл. Эрик оторвал чек и приклеил его к пакету. — Ну, удачи. Если тебе еще какая-нибудь музыка понадобится — заходи.
— Ой, спасибо. Замечательно. — Вся обсыпана прыщами, и брэкеты во рту так и блестят. Восхитительно. Всего неделю назад я бы разволновался, не смог бы с ней разговаривать, был бы слишком захвачен. Сердце бешено стучало бы, и касса изрыгала бы жуткие картины.
А сейчас Эрик совершенно безучастно мог наблюдать, как она отводит со лба длинные прямые волосы. Полное самообладание.
