Разумеется, Фредди мог доказать, где он находился: приблизительно двадцать семь сокамерников в районной тюрьме, не считая охраны, могли бы показать под присягой, что Шустрый Фредди сидел в этом заведении под замком на протяжении последних двух лет. Кардинал получил подтверждение не позже чем через десять минут после позорного провала операции на Одиннадцатом шоссе. Он закрыл дверь камеры.
— Можешь мне пришить убийство, непреднамеренное, простое или при отягчающих, все равно тебе меня не обломать, Кардинал. Я никого не мочил.
— Фредди, я знаю, тебе тяжело с этим смириться, но факты таковы: тебя обвиняют всего лишь в угоне автомобиля и в управлении машиной в состоянии алкогольного опьянения.
Его непричастность к убийствам была очевидна, однако относительно единственного пункта, интересовавшего Кардинала, показания Фредди не отличались ясностью. А именно: видел ли он, как кто-то паркует фургон на стоянке перед таверной «Чинук»? Кардинал уже направил туда людей, которые опрашивали клиентов и персонал бара, не видел ли кто, как «шеви» въезжает на парковку. Но Шустрый Фредди слабо помнил все, что произошло после того, как он принял второй кувшинчик «лабатта» со льдом.
Через пять минут Кардинал сообщил об этом Делорм, пока они шли по коридору в гараж.
— Это все? — сухо осведомилась она. — Все, что ты из него вытянул?
— Парень налакался, и вдруг ему приспичило рвануть в Торонто, больше поехать было некуда.
Последние дня два Делорм держалась с ним как-то напряженно, и Кардиналу хотелось узнать, в чем дело. Возможно, она уже добыла доказательства его собственного преступления, и тогда получается, что она ждет момента, чтобы захлопнуть ловушку.
— Готов? — Делорм помедлила, взявшись за ручку двери.
— Готов к чему?
Запах словно молот обрушился на Кардинала.
— Господи. Вы что, парни, в кислороде не нуждаетесь?
Арсено с Коллинвудом корпели над Выдриным фургоном. Никто, кроме экспертов, не любит свою работу так сильно, подумал Кардинал. Эти двое уже десять часов парились в вонючем гараже, обрабатывая искореженные останки машины суперклеем.
Арсено помахал им затянутой в перчатку рукой, похожей на белую лапу.
— Почти закончили. Видали когда-нибудь столько пальчиков? Четыре миллиарда, не меньше. — Он хихикнул.
— Везде рука Выдры?
— И другая рука Выдры — тоже. — Арсено глянул на юного Коллинвуда, и оба залились неудержимым смехом.
— Вы на высоте, — мягко сказал Кардинал. — Вам бы теперь отдохнуть. — Во время опрыскивания фургон Выдры целиком поместили под пленку, но сейчас ее сняли, и испарения клея просто сбивали с ног. — Пошли, — скомандовал Кардинал. — Выйдем.
Они, тяжело дыша, вчетвером стояли на слепящем солнце. С декабря не было так тепло. Иногда в феврале бывают странные оттепели, достаточно долгие, чтобы, обманувшись, можно было подумать о близости весны. Снег по краям парковки был пепельного цвета. Проталины дымились на солнце.
— Извините, — жалким голосом пробормотал Арсено. — Извините нас за это.
— Вы хоть знаете, что такое вентиляция? Вам повезло, что вы еще живы.
— По-моему, у нас уже к этому делу иммунитет выработался, а, Боб?
Коллинвуд, обнимая себя за плечи от холода, важно кивнул. — Почти все пальчики — Выдры, это из тех, что не смазаны. Те отпечатки на руле, которые удалось снять, все — Шустрого Фредди. На приборной доске и дверце водителя все смазано. Кто-то все тщательно вытер, и внутри этого драндулета — тоже.
— Господи, Арсено. И вы ничего не сняли?
Арсено, похоже, обиделся.
— Сняли, еще как. Два целехоньких отпечатка с зеркала заднего вида. Мы их сняли даже еще до окуривания. Идиоты всегда забывают там протереть.
— И что? — Кардинал переводил взгляд с Арсено на Коллинвуда и обратно.
— Проверяем по национальной базе данных, — ответил Арсено. — Если с чем-то совпадет — скоро узнаем. Максимум через пару часиков.
— Что-то вы сами на себя не похожи, парни. Вы что, не сравнили отпечатки из машины с теми, которые эксперты нашли на шее Выдры? У вас в комнате висит факс. Совсем спятили?
— А, эти. Да, мы сразу же сравнили большие пальцы.
— Ну да. Только не собирались об этом упоминать.
— Ждем, пока компьютер обработает. Хотели вас удивить, понимаете?
Делорм удивленно покачала головой:
— Вы и вправду не в себе, ребята.
Коллинвуд и Арсено смущенно переминались с ноги на ногу. Кардинал, стоя в дверях гаража, рассматривал препарированный фургон. Испарения клея дали белый осадок везде, где машины касалась рука человека, вся поверхность была теперь словно горошком обсыпана.
— А однажды нам дали целую «сессну», — вдруг вспомнил Арсено. — Правда, она была ненамного больше этой колымаги.
— Ладно тебе, Пол. «Сессна» куда больше этой штуки. Особенно если учесть крылья.
Кардинал, Делорм и Арсено, повернувшись, воззрились на Коллинвуда. На их памяти он всегда говорил, лишь когда к нему обращались. Он с кривой усмешкой стоял, глядя на фургон, и солнце просвечивало его уши насквозь.
После обеда Кардинал и Делорм поехали к Вудам, крошечный беленый домик которых притулился на Феррис-стрит. Они сидели на кухне, где Марта Вуд с почти безнадежной сосредоточенностью кормила своего малыша, не поднимая глаз, словно боясь, что при разговоре о погибшем муже при малейшем взгляде в сторону ее разорвет на кусочки.
— Выдра любил брать стереосистемы, магнитолы, магнитофоны, всякое такое, вещи, которые легко унести и легко продать. Ноутбуки, если попадались. Ждал, пока набьется полный кузов, и тогда катил в Торонто и там их толкал. Обычно возвращался в тот же день. Давай, Самосвальчик, скушай еще чуть-чуть. — Она дала малышу на ложке еще немного яйца всмятку. Тот проглотил, мигнул и потянулся за ложкой. — Тебе нравится, правда? Я знаю, нравится.
Горе действует на людей по-разному. Сидя на другом конце кухонного стола, Кардинал смотрел, как Марта осторожно поворачивается, аккуратно цепляет ложкой кусочек яйца. Видно было, что она изо всех сил сдерживается, ограничиваясь привычным кормлением ребенка, привычными объяснениями с полицией. Все ее движения были замедленно-бережными, словно она страдала от ожогов. Кардинал угадывал гнев за объяснимым страданием, но прочесть ее чувства было нелегко, отвечая, она обращалась только к Делорм.
— Такой милый, — заметила Делорм. Она протянула руку и коснулась реденьких темных волос на голове мальчика. — Как вы его зовете, Самохвальчик?
— Самосвальчик. По-настоящему его зовут Дэннис, это в честь Выдриного отца, но Выдра его всегда звал Самосвальчиком. — Она стерла с лица ребенка следы пищи и подцепила на кончик ложки еще одну микроскопическую порцию. Маленькие пухлые пальчики схватили ложку и стали, не попадая, тыкать в голодный рот. — Когда я была беременная, Выдра все возмущался: «Не нужен нам ребенок! Нам нужно радио, настольная лампа, самосвал! Давай его так и назовем!» И мы в шутку так и говорили про него — Лампа, Самосвал… а теперь вот…
