— Ди Баосия поднял людей и выставил всех, кто ворвался во дворец. Сейчас царит полная неразбериха, но уцелевшие солдаты ринулись к храму.
— Штурмовать его? — встревоженно спросил ди Сембюр и попытался подняться на ноги.
— Нет. Сдаться вооружённым людям, которые не разорвут их в клочья. Похоже, все жители Тариона высыпали на улицы, чтобы разобраться с ними. А женщины особенно беспощадны. Ад Бастарда, — повторил он, разглядывая дымящееся тело ди Джиронала, — кто-то из шалионцев кричал, что видел, как канцлера поразила молния прямо с ясного неба, за то, что он устроил побоище в День Дочери. Я не поверил.
— Я сам это видел, — подтвердил ди Сембюр. — Раздался такой жуткий звук, он даже не успел вскрикнуть.
Ди Тажиль оттащил труп канцлера в сторону и, присев на корточки перед Кэсерилом, испуганно уставился на меч в животе. Потом заглянул Кэсерилу в лицо.
— Лорд Кэсерил, необходимо попробовать вытащить меч. Лучше сделать это прямо сейчас.
— Нет… погодите… — Кэсерил видел однажды человека, который прожил со стрелой в груди около получаса и умер, истекая кровью, как только стрелу вытащили. — Сначала я хочу увидеть леди Бетрис.
— Милорд, не можете же вы сидеть так!
— Ну, — рассудительно сказал Кэсерил, — чего я точно не могу, так это шевелиться…
Он начал задыхаться, едва заговорил. Плохо. От холода его била дрожь. Но боль была не такой сильной, как он ожидал, может, потому, что он сидел неподвижно. И пока он сидел совсем неподвижно, ему всяко было не хуже, чем когда в него впивались когти Дондо.
Двор наполнялся людьми. Голоса, восклицания, стоны раненых, рассказы, повторяющиеся снова и снова… Кэсерил не обращал на них внимания, вернувшись к созерцанию камешка. Скала? Гора? Откуда? Сколько ему лет? Кэсерил был поглощён этими мыслями всецело. И если поглотить его внимание так полно мог маленький камешек, что же говорить о большой горе? А боги уделяют внимание горам и всему остальному — всему сразу. Такое же внимание, какое он уделяет чему-то одному. Он видел это глазами богини. Продлись это чуть дольше, чем тот бесконечный миг, его душа, наверное, разорвалась бы. Возможно, поэтому он чувствовал себя таким странно тесным. Был ли тот миг подарком или неосторожной случайностью?
— Кэсерил!
Дрожащий голос — голос, которого он так ждал. Он поднял глаза. Если камешек был удивительным, то лицо Бетрис — поразительным. Он часами мог бы рассматривать только линии её носа. И ради этого куда более увлекательного процесса тут же оставил камень. Но в её карих глазах блестели слёзы, а лицо было бледным. Это было неправильно. А хуже всего — исчезли ямочки на щеках.
— Это ты, — радостно сказал он. Голос прозвучал глухим карканьем. — Поцелуй меня.
Она проглотила слёзы и, встав рядом с ним на колени, потянулась к его лицу. Её губы были тёплыми. Их аромат был ароматом не богини, а женщины — такой чудесный! Кэсерил прижался к ним своими холодеющими губами, словно пытаясь позаимствовать немного тепла и молодости. Да. Он купался в чудесах каждый день своей жизни и даже не подозревал об этом.
Он отклонил голову назад.
— Хорошо. — Он не добавил: «Этого достаточно», потому что это было не так. — Теперь можно вытащить меч.
Его окружили люди, в основном незнакомые, с озабоченными лицами. Бетрис вытерла слёзы, расстегнула на нём камзол, поднялась на ноги и встала рядом. Кто-то взял его за плечи. Паж протянул сложенную тряпку, чтобы заткнуть рану, ещё кто-то держал наготове длинные полоски ткани, чтобы сразу перевязать её.
Кэсерил оглянулся. Бетрис здесь, следовательно, Исель должна быть… должна быть…
— Исель, Бергон?
— Я здесь, лорд Кэс, — раздался голос Исель. Она встала перед ним, запыхавшаяся, бледная, испуганная. Принцесса сбросила на ходу свою верхнюю тяжёлую мантию. Тёмное облако проклятия тоже было сброшено… или нет? Да, решил он. Внутреннее зрение его постепенно угасало, но он точно знал, что проклятия больше нет.
— Бергон с моим дядей, — продолжала она, — помогает очистить город от оставшихся людей ди Джиронала. — Её голос был твёрд, несмотря на потоком бегущие по лицу слёзы.
— Чёрная тень снята, — сказал он, — и с вас, и с Бергона. Со всех.
— Как?
— Я расскажу об этом, если останусь в живых.
— Кэсерил!
Он коротко улыбнулся, услышав знакомую возмущённую интонацию, с которой она произнесла его имя.
— Тогда живите! — Её голос задрожал. — Я… я приказываю вам!
Ди Тажиль опустился на колени перед Кэсерилом. Тот коротко кивнул.
— Тяните.
— Очень ровно и осторожно, лорд ди Тажиль, — настойчиво указала Исель, — чтобы не поранить его ещё больше.
— Да, миледи. — Ди Тажиль облизнул пересохшие губы и взялся за рукоять.
— Осторожно, — задохнулся Кэсерил, — но не так медленно, пожалуйста…
Лезвие вышло из его тела; из раны хлынула тёплая струя. Кэсерил надеялся, что потеряет сознание, но только напрягся всем телом, когда к животу его прижали тряпку. Он посмотрел вниз, ожидая увидеть лужу крови, но не увидел ничего, хотя бы отдалённо напоминавшего кровь, — это была прозрачная бледно-розовая жидкость.
«Меч, наверное, проткнул опухоль».
Которая, как выяснилось, не была вместилищем демонического зародыша, о которых рассказывал Роджерас и которые являлись Кэсерилу по ночам в кошмарах.
«В любом случае уже не была».
По толпе прокатился ропот изумления, когда в воздухе от этой жидкости разлился лёгкий аромат небесных цветов.
Тогда Кэсерил, враз обессилев и размякнув, упал на руки своих помощников. Ему удалось прихватить с собой камешек, прежде чем эти руки подняли его и внесли по лестнице в спальню. Друзья были возбуждены и испуганы, а он восхитительно расслаблен и спокоен. Чудесно спокоен. И когда его уложили в постель и Бетрис взяла его за руку, он сжал её руки, не желая отпускать.
Глава 28
Из дрёмы Кэсерила выдернули тихие, приглушённые голоса у дверей. В комнате царила темнота. Одинокая свеча, разгонявшая этот мрак, подсказала ему, что уже наступила ночь.
Он услышал, как шепчет врач:
— Он спит, принц… рейна…
— Нет, не сплю, — нетерпеливо отозвался Кэсерил, — входите, — напрягся было, чтобы сесть, но передумал. — Зажгите свечи. Побольше. Я хочу вас видеть.
В спальню его ввалилась целая толпа, посетители старались вести себя тихо и чинно, словно внезапно смутившиеся гуляки. Исель и Бергон вместе с Бетрис и Палли, а также старший настоятель Тариона и судья Отца окружили его ложе. Они заполнили всю комнату. Кэсерил ласково улыбался им всем из своего горизонтального рая чистых простыней и покоя, пока в спальне одну за другой зажигали свечи.
