«А теперь за дело, — прошептала леди. — Откройся мне, милый Кэсерил».
«Можно мне посмотреть?» — взволнованно спросил он.
«Ты можешь видеть всё, что способен вынести».
И он вернулся на своё привычное место, а богиня проплыла через него в мир. Губы Кэсерила изогнулись в улыбке — или только начали изгибаться; тело было таким же неповоротливым и двигалось так же медленно, как и у всех окружавших его людей. Кажется, он опускался на колени. Труп ди Джиронала ещё падал на плиты двора, хотя меч его сведённые судорогой пальцы уже выпустили. Ди Сембюр поднимался, опираясь на здоровую руку, его рот был открыт — он собирался крикнуть: «Кэсерил!» Кто-то падал ниц, а кто-то, повернувшись, начал бежать прочь.
Богиня собирала проклятие Шалиона в руки, словно густую чёрную шерсть. Где-то на улицах Тариона она сняла его с Исель и Бергона; затем — с Исты в Валенде, с Сары в Кардегоссе. Со всей земли Шалиона — с гор, равнин и рек. Кэсерил не почувствовал только Орико в этом тёмном тумане. Леди отослала собранную тьму обратно, в другой мир; тьма, закружившись и свившись в спираль, прошла сквозь Кэсерила на ту сторону, где сразу потеряла свой чёрный цвет. Он не мог понять, стала она нитью, или потоком сверкающей чистой воды, или вина, или чем-то ещё более удивительным и прекрасным.
Там ожидало иное Присутствие — торжественное и серое, — принявшее это нечто к себе. И в себя… затем Оно вздохнуло с облегчением… как будто обретя завершённость… или равновесие…
«Я думаю, это была кровь бога».
Пролитая, смешавшаяся с грязью, вновь собранная и очищенная. И наконец возвращённая обратно…
«Я не понимаю. Иста ошиблась? Или я сбился, считая свои смерти?»
Богиня рассмеялась.
«Подумай сам…»
Затем необъятное синее Присутствие вылилось через него из мира плоти стремительным потоком, словно река, летящая водопадом с горы. От пронзительной красоты зазвучавшей в его душе музыки сжалось сердце — он знал, что не сможет вспомнить этих звуков, пока не попадёт снова в её царство. Огромная рана в тени между мирами была закрыта. Залечена. Заперта.
И тут всё исчезло.
Он упал на колени, и твёрдость каменных плит под ними была первым, что он почувствовал, вернувшись. Изо всех сил стараясь держаться прямо, чтобы меч не рассёк его пополам, Кэсерил осел на пятки. В результате жестокого удара снизу вверх рукоять и не вошедшая в тело часть лезвия смотрели вниз. Меч вошёл в живот чуть ниже и левее пупка, а вышел правее позвоночника и выше. Теперь пришла боль. Когда он сделал первый судорожный вдох, лезвие задрожало. Вонь опалённой плоти ударила в ноздри, заглушив небесный аромат весенних цветов. Кэсерила заколотило. Но он пытался держаться очень прямо и неподвижно.
Ему мучительно хотелось захихикать. Но будет больно. Ещё больнее…
Запах палёного шёл не только от него. Перед Кэсерилом лежал ди Джиронал. Кэсерилу доводилось видеть обгоревшие трупы, но все они горели снаружи, этот же сгорел изнутри. Волосы канцлера и его одежда слегка дымились, но потом перестали.
Внимание Кэсерила привлёк маленький камешек у колена. Он был такой плотный. Такой постоянный. Боги не способны были поднять даже пёрышко, а он, обычный человек, мог запросто взять этот древний, неизменный предмет и положить его куда угодно — хоть себе в карман. Интересно, почему он раньше не относился с должным почтением к упрямой верности материи? Сухой лист чуть поодаль заворожил его своей сложностью ещё сильнее. Материя имела великое множество форм, являя собою неизъяснимую красоту, а сознания и души исходили из неё словно музыка из инструмента… материя для богов была поразительной и непостижимой. Кэсерил не мог понять, почему он не замечал этого раньше. Его собственная дрожащая рука была чудом, как и дивной работы металлический меч в его животе, как были чудом апельсиновые деревья в кадках — одно опрокинули, но, даже сломанное, оно казалось потрясающе красивым, — и сами кадки, и первые песни птиц, и вода — о пятеро богов, вода! — в фонтане, и лучи утреннего солнца, озарившие небо…
— Лорд Кэсерил! — раздался в стороне слабый голос. Он опустил глаза и увидел подползшего к нему ди Сембюра.
— Что это было? — Ди Сембюр чуть не плакал.
— Чудеса. — Слишком много сразу и в одном месте. Он был переполнен чудесами. Они бросались в глаза, куда бы он ни посмотрел.
Разговаривать было ошибкой — от напряжения боль в животе усилилась. Но он мог говорить. Похоже, лёгкие меч не задел. Ему страшно хотелось откашляться и сплюнуть кровь, но он представлял, как это будет больно.
«Так, значит, досталось моим кишкам. Я снова умру через три дня».
До него доносился слабый запах кала, примешивавшийся к запаху горелого мяса и аромату богини. И всхлипывания… нет, погодите, пахнет не от него. Рядом свернулся калачиком баосийский капитан. Он, обхватив голову руками, плакал и раскачивался. Непохоже, чтобы был ранен. Ну конечно же — он ведь ближайший живой свидетель, богиня, должно быть, коснулась его, проходя через Кэсерила.
Кэсерил рискнул сделать ещё одно усилие.
— Что ты видел? — спросил он ди Сембюра.
— Этот человек… это был ди Джиронал?
Кэсерил осторожно кивнул.
— Когда он ударил вас, раздался страшный треск, и он вспыхнул синим пламенем. Он… его… это боги покарали его?
— Не совсем. Это… несколько сложнее…
Во дворе было до странности тихо. Кэсерил отважился повернуть голову. Примерно половина головорезов и несколько слуг Исель лежали, распростершись, на земле. Некоторые шёпотом бормотали молитвы, другие плакали, как баосийский капитан. Остальные исчезли.
Кэсерил подумал, что теперь ему понятно, почему человек должен был отдать жизнь три раза, чтобы снять проклятие. Первые две смерти необходимы были в качестве подготовки. И самая первая его смерть — чтобы научить его принимать смерть тела — случилась, когда его секли на галере. Он не обсчитался — та смерть ещё не была во имя Дома Шалиона, но стала ею после свадьбы Бергона и Исель; объединившись в единое целое, они разделили и проклятие, и принесённую жертву. Тайное приданое Бергона, не иначе. Кэсерил надеялся, что успеет перед смертью рассказать ему об этом. Принц будет доволен. Вторая смерть — в башне Фонсы, в окружении воронов — была смертью души. И потому, когда дело дошло до третьего испытания, он уже мог быть спокойным и надёжным помощником для богини… на ум ему опять пришло сравнение с обученным мулом.
Послышались торопливые шаги. Кэсерил поднял глаза и увидел бегущего ди Тажиля, растрёпанного и пошатывающегося. Меч его был в ножнах. Он вбежал во двор и резко остановился.
— Ад Бастарда! — мельком взглянул на своего ибранского приятеля. — Ты в порядке, ди Сембюр?
— Эти сукины дети снова сломали мне руку. Вот с ним — ужас что такое. Что там снаружи?
