Прохромав под дождем с милю или около того, он добрался до пересечения с более широкой дорогой и по наитию повернул налево, предположив, что Лидс — и, соответственно, Брэдфилд — находятся в той стороне. Выставив руку с поднятым большим пальцем, Тони двинулся по обочине. Минут через пятнадцать рядом с ним затормозил забрызганный грязью «лендровер», и Тони забрался внутрь, потеснив крайне недовольную его вторжением бордер-колли. Мужчина за рулем, одетый в коричневый комбинезон и матерчатую кепку с твердым козырьком, выглядел как типичный овцевод из Йоркширских долин. Прежде чем тронуть машину с места, он окинул Тони быстрым взглядом и сказал:
— Могу подбросить только до ближайшей деревни. Оттуда ходит автобус.
— Спасибо, — кивнул Тони. — Скверная погодка, не правда ли?
— Особенно если ты не дома, — кивнул водитель.
На этом разговор и закончился. Несколько минут спустя водитель высадил Тони у крытой автобусной остановки и укатил. Автобус до Лидса, если верить расписанию на стене, должен был подойти минут через двадцать. От Лидса до Брэдфилда можно добраться на поезде минут за сорок, а поездка на такси от вокзала до места, где Тони оставил свою машину, заняла бы еще минут десять.
Расчеты Тони оправдались. На дорогу ушло почти два часа, и все это время делать было совершенно нечего — только размышлять о сегодняшних событиях. Оказавшись за рулем собственной машины, Тони испытал сильнейшее желание сейчас же поехать домой, лечь в постель, натянуть на голову одеяло и никуда не выходить. Он, однако, понимал, что это не решит ни одной из стоящих перед ним проблем. Нужно было немедленно ехать в Вустер, и для этого существовало как минимум две причины. Во-первых, в Вустере находился штаб команды, занимавшейся поисками Вэнса. Там Тони мог вместе с Амброузом поработать над последней информацией. Возможно, им даже посчастливится найти ключик к нынешнему местонахождению беглеца. Больше всего на свете Тони хотелось снова упрятать Вэнса за решетку, на этот раз навсегда.
Кроме того, именно в Вустере он неожиданно обрел отдохновение и покой. Тони сам не знал, как и почему это случилось, но в особняке, который оставил ему Эдмунд Артур Блайт, он не испытывал того беспокойства, которое преследовало его постоянно. И ни в каком другом месте Тони не чувствовал себя до такой степени дома. Почему? Кто знает… Правда, Блайт был его биологическим отцом, но они никогда не встречались, никогда не разговаривали и не общались никаким иным способом. Только когда Блайт умер, Тони узнал, что отец оставил ему наследство.
И письмо.
Сначала Тони не хотел ничего принимать от человека, который бросил его мать еще до его рождения. Правда, объективно Тони признавал, что не бросить Ванессу Хилл было невероятно трудно, практически невозможно. Это, кстати, стало ему ясно задолго до того, как он узнал истинные обстоятельства, заставившие его отца принять подобное решение.
Но потом Тони все-таки решил взглянуть на отцовский дом. На первый взгляд особняк не показался ему особенно привлекательным — эдвардианский стиль никогда не нравился Тони. Мебель — правда, довольно удобная — была под стать дому, и выглядела на редкость старомодной, напоминая скорее музейные экспонаты, чем предметы повседневного обихода. Аккуратно распланированный и ухоженный сад выглядел приветливо, но и он грозил стать непосильным бременем для человека, который нанимал рабочего, чтобы подстричь лужайку перед домом.
И все же отцовский особняк стал для Тони чем-то вроде убежища — надежного и абсолютно безопасного. В нем он чувствовал себя как под одеялом, под которым еще в детстве спасался от ночных кошмаров. Тони понимал и принимал этот дом, на подсознательном уровне ощущая свою принадлежность к его старомодной обстановке. На первый взгляд это представлялось бессмысленным и в то же время было исполнено глубочайшего смысла. Вот почему сегодня, когда главные в его жизни отношения дали трещину, Тони больше всего хотелось оказаться там, где он чувствовал себя целым.
Отбросив колебания, Тони включил мотор и тронул машину с места. Он ехал в Вустер, чтобы обрести хотя бы временный покой, однако избавиться от мыслей, круживших в его голове, было не так-то просто. Кэрол права. Именно он, Тони, обязан был предвидеть, предсказать сегодняшние трагические события. Бессмысленно ссылаться на то, что ему не хватало информации — в конце концов, он прекрасно помнил (да и как он мог забыть?!), что и почему Вэнс совершил в прошлом. Тони лучше других знал, что вовсе не похоть и не извращенный сексуальный инстинкт стояли за его внушающими ужас преступлениями. Убивая несовершеннолетних девочек, Вэнс мстил за потерянную возможность контролировать других, взрослых людей, а также за утраченное будущее, которое, казалось, сулило ему так много. Но и тогда, и сегодня его месть была отнюдь не прямой. Когда Вэнс был изобличен, а природа его преступлений — вскрыта и проанализирована, бремя вины едва не пало на другого человека — на женщину, убежденную в том, что, если бы она не отвергла Вэнса, он бы никогда не стал убивать. Она, разумеется, ошибалась. На самом деле Вэнс был психически болен, поэтому, когда окружающие отказывались плясать под его дудку, он старался добиться своего с помощью нечеловеческой жестокости.
Зная все это, Тони просто обязан был догадаться, как именно Вэнс станет мстить своим врагам. С его точки зрения, его жизнь разрушили Тони, полицейские и его бывшая жена Мики. Сидя за решеткой, он каждый день вспоминал о том, чего лишился по вине этих людей, поэтому задуманная им месть должна была соответствовать его мукам. Его врагам предстояло прожить остаток своей жизни, страдая от чувства невозвратной потери. Так сказать, глаз за глаз, зуб за зуб. Он рассчитал правильно: отныне Кэрол каждый день будет думать о том, что это она виновата в смерти брата. То, что имел в виду Вэнс, не оставляло места для сомнений: Майкл и Люси умерли, потому что двенадцать лет назад Кэрол Джордан посадила его в тюрьму. Этот арест стал первым шагом, уводившим Вэнса от всего, что он любил. И первый шаг, который он сделал по тропе мщения, уничтожил людей, которых любила Кэрол.
Как долго Вэнс вынашивал свои планы? По-видимому, несколько месяцев, а скорее — несколько лет. Для начала ему пришлось заработать репутацию образцового заключенного, что для столь известного преступника было, наверное, нелегко, поскольку обычные уголовники зарабатывают авторитет именно задирая знаменитостей. Кроме того, совершенные Вэнсом преступления имели особый характер. Похищения, изнасилования и убийства девочек-подростков граничили с педофилией. Ему наверняка потребовалось все его недюжинное обаяние, чтобы не опуститься на самое дно жесткой тюремной иерархии. Обаяние и, конечно, значительные финансовые вливания…
Деньги, разумеется, не были для Вэнса проблемой. Свое состояние он нажил законным путем, поэтому власти не имели возможности помешать нанятой им команде финансовых гениев сотворить несколько мелких чудес. В результате к тому моменту, когда гражданские иски против Вэнса все же проложили себе путь сквозь бюрократические рогатки и препоны, большая часть его состояния была надежно спрятана в одной из офшорных зон. Единственным сколько-нибудь ценным имуществом Вэнса на территории Великобритании оказалась перестроенная часовня в Нортумберленде, где он держал своих жертв, пока они не умирали. В конце концов ее все же удалось продать какому-то канадцу, питавшему нездоровую страсть к разного рода дьявольщине и ничуть не возражавшему против того, что у приобретенного им объекта недвижимости имеется своя кровавая история. Вырученные от продажи часовни средства достались родственникам убитых, однако то была капля в море по сравнению с огромным состоянием, которое Вэнсу удалось вывезти за океан.
