Олег отвернулся. Это хорошо, пускай думает, что я ревную.
Утром я вспомнила, что завтра сороковой день со дня смерти
бабушки Софьи и что нужно будет ехать в Парголово. Когда мы с Багратионом
спускались по лестнице на свою обычную прогулку, то наткнулись на мадам
Брошкину, которая, по ее же собственному выражению, взяла надо мной шефство и
теперь при встрече неустанно справлялась о нашем с котом здоровье и не обижает
ли нас Маргарита.
Мадам Брошкина погладила Багратиона, привычно поразилась его
размерам и между делом сообщила мне, — что вчера вечером в подвале
соседнего дома возле старой кочегарки нашли труп неизвестного.
— Бомж какой-нибудь? — с замиранием сердца
спросила я, вспомнив, в каком виде выскочил вчера оттуда Багратион.
— Нет, милиция сказала, что одет был прилично, но
документов при себе никаких не имел, — ответила вездесущая соседка, —
так что ты осторожно ходи по подвалам-то…
Я так испугалась, что решила туда совсем не подходить и кота
не пускать. Багратион был очень недоволен, когда мы направились совсем в другую
сторону. Он долго шлялся по двору, не нашел песка, вымазал лапы в сырой земле —
в общем, прогулка получилась неудачной.
Я решила, что завтра возьму его с собой в Парголово, пускай
кот на прощанье погуляет по дому, где он прожил всю жизнь. Опять же мышей
приведет к общему знаменателю.
Снова, как только мы вошли в квартиру, Марго сообщила мне,
что звонил приятный мужской голос, очень вежливый, и сказал, что перезвонит.
Марго просто умирала от любопытства — еще бы, раньше мне никто вообще не
звонил, а я подходила к телефону только для того, чтобы заняться утомительными
поисками работы. Всех друзей и подруг я растеряла во время маминой болезни и в
ужасный год после ее смерти. Но Марго этого не знала, она думала, что у меня
такой отвратительный характер, что со мной никто не хочет общаться. И вот после
нашей ссоры я пропадала где-то десять дней, а потом вернулась как ни в чем не
бывало и сказала, что жила у подруги. Значит, у меня есть друзья… Кроме того,
соседка мадам Брошкина, оказывается, очень хорошо ко мне относится. И все
соседи тоже… Марго не знала, что и думать.
Телефон вскоре зазвонил снова, и я еле успела ответить
раньше Маргариты.
В трубке раздался знакомый сухой стариковский голос.
— Здравствуйте, Соня, — мне послышалась в нем
нерешительность, — это Мюллер…
— Здравствуйте, Иван Францевич, я вас узнала.
— Не посчитайте за навязчивость, но я нашел в своих
архивах кое-что интересное. Если бы вы могли приехать к старику… Это касается
вашей прабабушки Софьи Алексеевны.
— Непременно приеду, — ответила я, повесила трубку
и только тут заметила, каким ярым любопытством горят глаза Маргариты.
— Кто это? — не выдержала она. — Кто это —
Иван Францевич?
— Любопытство — порок вопреки общему мнению, —
ответила я и ушла в свою комнату.
Парфеныч открыл дверь сразу же, как только я нажала на
кнопку звонка, словно ждал под дверью. Шторм стоял рядом с ним, шумно дыша и
энергично размахивая хвостом.
— Проходите, . Иван Францевич ждет вас. Отметив про
себя, что мои акции в доме ювелира явно поднимаются — Парфеныч обращается на
«вы», Шторм встречает, виляя хвостом, — я прошла по коридору и открыла
дверь кабинета.
Иван Францевич устремился ко мне навстречу, приветливо
улыбаясь и протягивая руку.
— Здравствуйте, Сонечка. — Старик склонился к моей
руке, сверкнув желтоватой лысиной. — Не подумайте, что я выдумал какой-то
ничтожный предлог, чтобы снова зазвать вас в гости. Я после вашего визита
ударился в воспоминания, а потом стал просматривать старые газеты и журналы —
захотел найти что-нибудь о вашем прадеде… точнее, прапрадеде — отце Софьи
Алексеевны, и вообще о ее семье… И вот посмотрите, что я нашел!
Иван Францевич подвел меня к письменному столу, на котором
громоздились стопки пожелтевших газет и журналов, и указал на одну из страниц с
таким видом, с каким грибник показывает необыкновенно красивый боровик или
рыболов — огромную щуку.
— Вот здесь, — проговорил он, надевая очки и
находя нужную заметку, — вот… «Коорин — надежное средство от
переутомления, старческой дряхлости, последствий алкоголизма…» Ах нет,
извините, это не то… — Он провел пальцем по строчкам и наконец прочел: «На
состоявшихся недавно торгах известный санкт-петербургский ювелир, купец первой
гильдии Алексей Степанович Голубев, приобрел значительную партию замечательных
африканских алмазов. Эти прекрасные камни, отличающиеся исключительной
красотой, изумительного голубого оттенка, были выставлены на торги известным
английским алмазодобытчиком лордом Скофилдом. Сия коллекция камней получила
среди знатоков имя „Алмазы розовой антилопы“, поскольку рассказывают, будто
шахту, на которой они добыты, нашел негритянский охотник, преследовавший
антилопу небывалого розового цвета. Счастливому охотнику уплатили за его
находку пятьдесят фунтов стерлингов, которые этот сын природы истратил на
„огненную воду“, нынешний же владелец заработал на этой шахте уже не один
миллион фунтов и стал одним из богатейших людей Британской империи, тем самым
еще раз подтвердив удивительную практичность и деловую сметку англичан.
Господин Голубев отказался комментировать цель покупки
коллекции, однако один из его работников, пожелавший остаться неизвестным,
сообщил, что Алексей Степанович собирается изготовить из африканских камней
бриллиантовый гарнитур для одной чрезвычайно высокопоставленной особы, а также
целый ряд драгоценных уборов для своего нового отделения, которое намерен
открыть в Бостоне, в Соединенных Американских Штатах, куда он с этой целью
отправил своего брата и доверенного человека Бориса Степановича Голубева».
— И что все это значит? — недоуменно спросила я.
— Эта заметка напечатана в журнале «Солнце России» в
самом конце 1913 года. Как вы понимаете, вскоре началась мировая война, и
многие планы пришлось переменить или отложить до неопределенного будущего,
которое так никогда и не наступило. Зная неторопливость тогдашней ювелирной
техники, я уверен, что Алексей Степанович не успел изготовить задуманные
драгоценные изделия, в лучшем случае он огранил купленные «Алмазы розовой
антилопы», сделав из них первоклассные бриллианты. Далее, насколько я знаю,
Алексей Степанович так и не открыл отделения в Соединенных Штатах — та же война
и последовавшая за ней революция помешали. Таким образом, возможно, бриллианты
остались у Голубева… хотя я еще раз повторяю — очень мала вероятность того, что
камни не были изъяты при одном из бесчисленных обысков или замаскированных под
обыск грабежей…
Я вспомнила картину, виденную мной на парголовском кладбище,
и подумала, что если даже бриллианты пережили революционные и военные годы, то
сейчас-то вряд ли осталась надежда их отыскать. Однако еще один факт из
прочитанной Иваном Францевичем заметки привлек мое внимание.
— Выходит, у меня могут быть родственники в Америке?
Потомки того самого «брата и доверенного лица»?
