— Да, она умерла примерно месяц назад. Я хотела бы
поговорить с вами… она оставила мне письмо…
— Откуда у вас мой телефон? — спросил он с
неожиданной подозрительностью. — С тех пор как мы с покойной последний раз
встречались, мой номер изменился.
— Мне дач ваши адрес и телефон Евгений Стратилатович
Кулешов.
— Хорошо, — ответил старик после новой
паузы, — приезжайте.
Я повесила трубку и пожала плечами. Старик не выразил особой
готовности со мной общаться. Ну да ведь и мне от него нужны только ответы на
вопросы, на дружбу набиваться не собираюсь. Следует только одеться поприличнее
и говорить с ним по-деловому.
Но когда я открыла шкаф, то сообразила, что моим намерениям
одеться поприличнее не суждено осуществиться. Если говорить прямо, в моем
гардеробе не было ну ни одной приличной дорогой вещи. Раньше меня это как-то не
особенно волновало, а теперь вдруг больно резануло по сердцу. Ни одежды, ни
косметики, ни денег, чтобы в салон красоты сходить. Квартиры собственной и той
нету, за стенкой сидит Маргарита и злобствует. По утрам маячит отчим с кривой
физиономией, как будто у него флюс. Внезапно я осознала, как они мне все
надоели.
Меня потрогали мягкой лапой без когтей, это Багратион
напомнил, что не худо бы прогуляться. Мы пошли по старому маршруту, все к той
же куче песка в подвале. Я присела на ящик и подумала, что все мои проблемы
могли бы решиться очень просто, вот же оно, решение, лежит под кучей песка в
люке. Там на все хватит — купить дорогую и красивую одежду, привести в порядок
свою внешность, а потом улететь к теплому морю. Уж там-то, надо думать,
неизвестный убийца меня не найдет. Таким образом я уйду от проблем хотя бы на
время.
Я посидела, подумала и поняла, что не могу взять эти деньги
сейчас. Во-первых, я боюсь. Во-вторых, получается, что я как бы уподобляюсь
Никите и остальным бандитам. Деньги эти криминальные, неизвестно, сколько на
них крови. И наконец, в-третьих, не в моих правилах прятать голову в лесок, как
страус, и бросать дело на полдороге, я имею в виду наследство прабабушки Софьи.
Нужно все-таки внести в этот вопрос ясность.
Я нажала кнопку звонка. Некоторое время ничего не
происходило, и я уже снова потянулась к звонку, но тут раздался лязг замков, и
массивная металлическая дверь медленно отворилась.
На пороге стоял рослый, немного сутулый мужчина явно весьма
преклонного возраста, однако я не решилась бы назвать его стариком — такой
силой и энергией дышала вся его мощная, подтянутая фигура. Левой рукой он
придерживал за ошейник огромного косматого пса — кавказскую овчарку. Густая
шерсть кавказца угрожающе дыбилась на затылке, мощная грудь тяжело и ровно
вздымалась.
— Вы — Иван Францевич? — удивленно спросила я.
Облик этого человека был вовсе не таким, как я ожидала.
— Нет. — Мужчина усмехнулся, будто я сморозила
редкостную глупость.
Овчарка приоткрыла пасть, обнажив страшные желтоватые клыки,
и осклабилась, словно тоже смеясь над моими словами.
— Спокойно, Шторм, спокойно, — велел мужчина,
крепче прихватывая поводок.
— Кто там, Парфеныч? — раздался голос из глубины
квартиры.
— Дамочка какая-то пришла! — крикнул Парфеныч
через плечо. — Шторма боится, меня за вас приняла…
. — И ничего я не боюсь! — Я обиделась и протянула
руку, собираясь погладить собаку. Однако Шторм так низко и грозно зарычал, что
я невольно подалась назад и убрана руку за спину.
— То-то. — Парфеныч усмехнулся. — Шторм —
собака серьезная, баловства не уважает.
— Я Софья Голубева, — наконец представилась я,
окончательно смешавшись.
— Проходи, Софья Голубева, — огромный старик
посторонился, освобождая проход и оттаскивая Шторма еще немного в
«сторону, — Иван Францевич тебя поджидает.
Пройдя длинным полутемным коридором, я вошла в просторный,
старомодно обставленный кабинет. Массивная темная мебель, пыльные бархатные
портьеры, на стенах несколько портретов и старинных гравюр. За огромным
письменным столом красного дерева сидел пожилой человек с редкими седыми
волосами, аккуратно распределенными по желтоватому блестящему черепу. Глаза
его, голубые и чрезвычайно острые, внимательно изучали мое лицо.
— Да, вы на нее похожи, — проговорил наконец
хозяин кабинета, встал из-за стола и двинулся ко мне навстречу, — у вас ее
глаза…
Таких старозаветных старичков я видела, пожалуй, только в
кино. Он был облачен в домашнюю куртку из темно-бордового шелка, обшитую черным
кантом, на шее повязан черный шелковый платок. Подойдя ко мне, слегка
склонился, блеснув желтоватой лысиной, и поцеловал мне руку. Надо же! Ну просто
как в каком-нибудь романе позапрошлого века!
— Парфеныч! — крикнул он в коридор. —
Сообрази-ка нам чайку! Или вы будете кофе?
— Я буду то же, что и вы, — ответила я, проникаясь
духом прошлого и решив состязаться с хозяином в вежливости.
— Я пью кофе только по утрам, а то заснуть не удается,
а в вашем нежном возрасте можно многое себе позволять… Помню, чего я только не
вытворял лет в тридцать-сорок! — И ювелир выразительно закатил глаза.
Он усадил меня в глубокое кожаное кресло перед низким
инкрустированным столиком. Через минуту появился Парфеныч — на этот раз без
собаки, и поставил перед нами чайник, чашки, вазочку с печеньем и другую — с
конфетами.
— Позвольте старику за вами поухаживать, —
произнес Иван Францевич, наливая красновато-золотой чай в темно-синюю красивую
чашку. — Берите шоколад, очень хороший, швейцарский. Непременно нужно есть
шоколад! Он очень полезен для мозга.
Я пригубила чай с нежным ароматом бергамота, поставила чашку
и протянула ювелиру прабабкино письмо:
— Вот, вы видите, что она здесь пишет? «Иван Францевич
поможет тебе разобраться с ними». Вы понимаете, что Софья Алексеевна имела в
виду?
Старик внимательно прочел письмо и пожал плечами:
— Понятия не имею… Может быть, она что-то добавила на
словах? Или вам не удалось поговорить с ней?
— Она что-то сказала об алмазах… Но я думаю, что к
этому времени бабушка была уже в агонии и просто заговаривалась.
— Может быть, может быть, — задумчиво проговорил
ювелир, — хотя она всегда была женщиной чрезвычайно здравомыслящей…
Он поставил на стол свою чашку, откинулся на спинку кресла и
прикрыл глаза. Когда я подумала, что он попросту задремал, Иван Францевич
неожиданно заговорил тихим, словно доносящимся издалека голосом:
— Мы познакомились с ней в Каракалпакии…
— Где? — искренне удивилась я.
Этот душистый старорежимный старик совершенно не вязался с
какими-то дальними азиатскими просторами, казалось, что он всю жизнь прожил в
этом кабинете, где все создано для его удобства.
