Словно прочитав мои мысли, Евгений Стратилатович смущенно
произнес:
— Мы с ней были знакомы достаточно давно… Больше
двадцати лет.
По моим прикидкам, двадцать лет назад и моя прабабка, и
престарелый законник были уже далеко не молоды, и вообще, на мой взгляд, дедуля
был ровесником Русско-японской войны, но, как известно, все относительно и
познается только в сравнении.
— Вы видите, . — нотариус засуетился, — у нас
случилась такая неприятность. — Он обвел маленькой ручкой окружающий
разгром. — Так что я не могу создать для нашей беседы подходящих условий…
— Так я зайду в другой раз…
— Ни в коем случае! — Он очень смешно поднял
ручки, как будто пришел в ужас. — Вы должны рассказать мне о последних
днях Софьи Алексеевны…
Старичок повернулся к ползающей по полу секретарше и
попросил тоном доброго дедушки:
— Настенька, душенька, освободи нам с…
— Софьей, — подсказала я.
— Нам с Сонечкой немного места и приготовь кофе…
Евгений Стратилатович перевел на меня увлажнившийся взгляд и
произнес:
— Надо же, вас назвали тем же именем… в честь
прабабушки…
Я не стала разочаровывать старика и сообщать ему, что о
существовании своей прабабки я услышала за день до ее смерти.
Секретарша с облегчением распрямилась, очистила от бумаг
один из столов, два стула и занялась приготовлением кофе.
— Итак, — нетерпеливо начал нотариус, — я
знаю, что у вашей бабушки была чрезвычайно трудная жизнь и она не поддерживала
отношений с родственниками. Но под конец жизни она с вами связалась?
Я хотела было сказать ему, что еще неизвестно, у кого была
трудная жизнь, но снова решила не огорчать старого человека и без лишних
комментариев рассказала ему о своей короткой встрече с Софьей Алексеевной.
Старичок грустно покивал:
— Кончина ее оказалась такой же грустной и одинокой,
как жизнь…
— Она оставила мне распоряжение связаться с
вами, — перешла я к деловой части, опасаясь, что нотариус ударится в
воспоминания.
— Да-да… у меня хранилось ее завещание, но вы видите,
что творится с бумагами. Боюсь, не смогу сразу его найти.
— Я принесла второй экземпляр. — С этими словами я
положила на стол перед нотариусом документ.
— Замечательно! — Он потер маленькие ручки. —
Софья Алексеевна всегда была аккуратна и предусмотрительна! Теперь вам нужно
будет оформить вступление в наследство. Для этого понадобится свидетельство о
смерти и документ, удостоверяющий вашу личность.
Я немедленно положила перед ним свидетельство и собственный
паспорт.
— Замечательно! — повторил нотариус, словно увидел
еще одно подтверждение аккуратности и предусмотрительности моей покойной
прабабки.
Он подал завещание секретарше, попросив сделать с него
ксерокопию, поставил на документе большую квадратную печать и сообщил:
— Теперь придется дождаться, когда со дня кончины Софьи
Алексеевны пройдет шесть месяцев. Только тогда можно будет оформить документы
на ее дом в бюро регистрации…
Я вспомнила бабушкины хоромы, пьяного соседа Витьку и
подумала, что вовсе не стремлюсь вступать во владение этой «недвижимостью».
Интересовало меня другое.
— Скажите, а больше бабушка ничего мне не передавала?
Никакого письма или сообщения?
— Да, действительно… — Евгений Стратилатович смущенно
потер переносицу, как будто стимулируя этим жестом свою память. — Она
оставляла письмо, но вы видите, что у нас творится…
— Евгений Стратилатович, — подала голос секретарша
Настя, — вы случайно не это письмо ищете?
Она протянула шефу конверт. Старичок схватил его маленькой
ручкой и уставился на него, прищурившись и отодвинув подальше от глаз, как это
делают все дальнозоркие люди.
— Да, это оно, — кивнул он наконец, — она
просила передать его вам после ее смерти…
Я взяла конверт из маленькой, детской ручки юриста. Он был
самый обыкновенный, уже пожелтевший. На нем было напечатано изображение птицы и
надпись по кругу: «Птицы Владимирской области. Иволга». Рядом крупным, неровным
почерком было написано: «Моей правнучке Софье Голубевой».
— Письмо вскрыто, — сообщила я Евгению
Стратилатовичу.
Он печально кивнул:
— Ну да, ну да! Вы же видите — кто-то влез в мою
контору! Вскрыты почти все документы, все письма и папки… это ужасно, просто
ужасно!
Однако, хотя конверт был вскрыт, в нем лежал листок разлинованной
бумаги, наверняка вырванный из обычной ученической тетрадки, исписанный тем же
крупным неровным почерком.
«Прости меня, девочка, за то, что не виделась с тобой
прежде. Так сложилась моя судьба. Может быть, после смерти я помогу тебе
больше, чем помогала при жизни. То, что я оставляю тебе, ты найдешь на могиле
Аксиньи Прохоровны. Ничему не удивляйся. Иван Францевич поможет тебе
разобраться с ними».
Прочитав про себя это странное послание, я удивленно
взглянула на нотариуса:
— Кто такая Аксинья Прохоровна? Кто такой Иван
Францевич? Я совершенно ничего не понимаю!
— Кто такая Аксинья Прохоровна — не знаю, —
ответил старичок, — но уверяю вас, Софья Алексеевна была в твердой памяти,
когда писала это. А вот Ивана Францевича я очень хорошо знаю…
Он достал из кармана растрепанную записную книжку в потертом
кожаном переплете, с торчащими во все стороны и выпадающими листками.
— Память последнее время подводит, — пожаловался
нотариус, — приходится все записывать. В молодости, помню, мог удержать в
голове несколько сот фамилий и телефонных номеров, а теперь без записной книжки
как без рук. Хорошо, что не оставил ее в конторе, если бы грабитель ее унес, не
представляю, как бы я дальше жил.
Я хотела ему сказать, что хотя моложе его раза в четыре, но
тоже не могу запомнить даже несколько телефонных номеров и все записываю в
книжку, но Евгений Стратилатович уже нашел нужную страницу и произнес:
— Записывайте, Сонечка. Мюллер Иван Францевич… — Далее
он продиктовал мне номер телефона и адрес, а затем пояснил: — Иван Францевич
дружил с вашей бабушкой. По крайней мере, они давно знакомы. Он очень уважаемый
человек, крупный ювелир, хотя еще довольно молод, ему чуть больше семидесяти…
«Совсем мальчик!» — хотела сказать я с сарказмом, но вовремя
остановилась, сочувственно взглянув на своего собеседника. Как все
относительно! Для него семидесятилетний человек «еще довольно молод». Кем же
тогда он считает меня — грудным младенцем?
— А насчет Аксиньи Прохоровны, мне кажется, можно
узнать в Парголове, где жила Софья Алексеевна, — задумчиво проговорил
нотариус, — если она посещала ее могилу, вряд ли это было слишком далеко
от дома. Все-таки последние годы ей трудно было ездить на большие расстояния.
