– Я буду очень рада, Мэгги. – Холлис с признательностью кивнула.
– Вот и отлично. Значит, до завтра?
– До завтра. – Холлис улыбнулась. – Приходите сразу после обеда, Мэгги, я буду ждать. Спасибо вам.
После того как дверь за Мэгги закрылась, Холлис еще долго сидела неподвижно. Повернувшись к окну, она думала о том, что в ее родной Новой Англии солнце светит даже в ноябре, и что окажись она сейчас там, она бы почувствовала на лице его тепло. Но в Сиэтле было пасмурно, сыро и ветрено – как и всегда в предзимье. Так сказали ей сиделки, удивляясь, что за охота ей целыми днями сидеть у окна.
«Нужно было поговорить с ней, Холлис».
– Я и поговорила.
«Я же сказала тебе – ей можно доверять».
Холлис вполголоса рассмеялась.
– Я даже не знаю, могу ли я доверять тебе!
«Нет, знаешь».
– Я знаю, что мои монологи в пустой комнате до смерти пугают сиделок. Они считают – нормальный человек не станет разговаривать с кем-то, кого на самом деле нет.
«Но я есть. Только ты почему-то боишься в этом признаться».
Холлис повернулась к креслу, на котором только что сидела Мэгги.
– Если бы я могла видеть, я бы тебя увидела?
«Может быть».
– А может быть, и нет. Знаешь, пожалуй, я лучше сама решу, кому можно доверять, а кому нет. А до тех пор я буду называть тебя «мисс Галлюцинация», договорились?
4
– Я не могу давить на нее, – сказала Мэгги. – Не могу и не стану. Придется ждать.
– И сколько? Месяц? Год? – спросил Джон и, ожидая, пока официантка подаст кофе, откинулся на спинку стула.
Интересно, подумал он, предложила ли Мэгги зайти в это кафе напротив больницы потому, что оно ей нравилось, или ей просто не терпелось поскорее от него отделаться?
– Я думаю, несколько дней. Холлис приходит в себя быстрее, чем я рассчитывала. Быть может, тут сыграла свою роль надежда снова обрести зрение. Мне кажется, это довольно мощный психологический фактор. Однако ее эмоциональное состояние по-прежнему неустойчиво.
– Ты не спрашивала, откуда она узнала твое имя?
– Нет. Это была наша первая встреча, и я старалась избегать вопросов, которые могли показаться ей подозрительными.
– Понимаю, ты хотела установить контакт.
– Можно сказать и так. Без доверия, без взаимопонимания трудно рассчитывать на откровенность. Особенно со стороны человека, который не видит.
Джон не мог пожаловаться на недостаток воображения, поэтому ему было достаточно легко представить себе ужас и беспомощность человека, который внезапно оказался в полной темноте. Естественно, что каждый голос, который раздается в этой темноте, кажется Холлис Темплтон враждебным.
– Итак, – подвел он итог, – ты так и не выяснила, от кого мисс Темплтон узнала о твоем существовании. Может быть, она говорила что-нибудь еще? Как ты думаешь, успела она что-то увидеть, прежде чем Окулист ее искалечил, или нет?
– Не знаю, – Мэгги пожала плечами. – Мне показалось… – Замешательство на лице Джона сменилось выражением упрямой решимости, и Мэгги резко оборвала фразу, несколько озадаченная его реакцией.
– В чем дело?
– Нам нужен хороший экстрасенс, чтобы как можно скорее выяснить, что знает и чего не знает Холлис Темплтон, – промолвил Джон нарочито небрежно. – И желательно такой, который умеет читать мысли.
– Не сомневаюсь, что в твоей фирме служит их не меньше десятка, – спокойно парировала Мэгги, изо всех сил стараясь взять себя в руки. Джон явно затеял что-то.
– Среди моих служащих я таких не знаю. Но у меня есть друг, который готов нам помочь. Если, конечно, он сможет.
– Ты сомневаешься в его способностях?
– Если хочешь знать, – с расстановкой сказал Джон, – я вообще сомневаюсь в том, что подобное возможно. Телепатия, телекинез, левитация, ясновидение – по-моему, все это на три четверти просто сказки, а на четверть – выдумки ловких мошенников вроде Геллера и Копперфильда. Однако я привык доверять фактам. Несколько раз Квентин действительно нашел ответ там, где потерпели неудачу все остальные. Я не знаю, как он это делает, но мне кажется, что, обратившись к нему, мы ничего не потеряем. Особенно в нашей теперешней ситуации, когда мы не располагаем практически никакой информацией. Нужно попробовать все способы, какими бы дикими они ни казались.
Мэгги отпила глоток кофе.
– Не нужно быть ясновидящим, чтобы сказать: Люк Драммонд будет очень серьезно возражать против участия в расследовании еще одного человека со стороны.
– Я и не утверждал, что он не будет возражать, – серьезно сказал Джон. – Вот почему участие Квентина должно быть совершенно неофициальным.
– В этом случае мы можем столкнуться с серьезной проблемой. Ведь твоего друга нужно познакомить с материалами следствия. Кто возьмет на себя такую ответственность? – Ее глаза слегка расширились. – Может, именно поэтому ты решил сказать мне? Уж не хочешь ли ты, чтобы я устроила твоему другу встречу с теми, кто попал в беду?
Джон быстро покачал головой.
– Я никогда не поставил бы тебя в подобное положение, и тем более я не могу просить этих женщин встретиться еще с одним посторонним человеком, тем более – с мужчиной. Нет, я решил поделиться с тобой своими планами только потому, что после разговора с Энди пришел к выводу: именно ты очень скоро окажешься в центре этого расследования. У меня, во всяком случае, есть очень серьезные основания так считать.
– Какие же? – насторожилась Мэгги.
Джон покачал головой.
– Дело не только в том, что ты будешь допрашивать двух последних пострадавших. Это, конечно, важно, но ведь они могут и не рассказать нам ничего нового.
– В чем же тогда дело?
– Энди говорил – ты несколько раз выезжала на место преступления. Точнее, туда, где были найдены первые три жертвы. Это правда?
Мэгги кивнула.
– Зачем тебе это понадобилось?
Мэгги, не сумев придумать подходящего ответа, в конце концов пожала плечами.
– Наверное, чтобы окунуться в атмосферу, в которой происходил весь этот ужас. Я же говорила, в моей работе многое зависит от интуиции, от догадки.
– Энди утверждает, что каждый раз ты буквально погружаешься в расследование с головой. Ты не только допрашиваешь свидетелей и потерпевших, не только изучаешь места, где были совершены преступления. Энди сказал – ты читаешь все протоколы и отчеты экспертов, разговариваешь с другими детективами и патрульными, встречаешься с друзьями и родственниками жертв и даже рисуешь какие-то свои схемы и диаграммы. Энди клянется, что у тебя дома наверняка есть секретный шкаф или сейф, где хранятся заметки о всех делах, в которых ты принимала участие.
