— Разве только… что? — прошептал Василий. Он
понял, что есть еще шанс, что где-то вдалеке перед ним забрезжил слабый свет
надежды. — Может быть, тебе нужны деньги? У меня их, правда, немного, но я
отдам тебе все…
— Зачем мертвым деньги? — простонал
утопленник. — Там, на речном дне, от них никакого прока! С кем я буду
расплачиваться твоими грязными деньгами — с рыбами? Разве только ты мне отдашь
тот конверт! Те бумаги, из-за которых ты меня убил!
— Бумаги? — переспросил Василий, и глазки его
воровато забегали. — Но у меня их нет! Я их… я их отдал!
— Ты думаешь, что меня можно обмануть? —
проговорил мертвец самым что ни на есть ужасным загробным голосом. — Мы,
мертвые, видим вас, живых, насквозь! И никакую тайну от нас утаить невозможно!
Даже не пытайся!
Это напомнило Василию про Ивана.
Тот тоже сказал, что видит его насквозь… Но Иван — это очень
ясная, конкретная опасность, а этот утопленник — что-то таинственное,
мистическое, нереальное… А все непонятное всегда кажется нам особенно страшным…
В глубине души Василия Романовича шевельнулось какое-то
смутное сомнение.
Вправду ли перед ним Сергей? А если это действительно Сергей
— на самом ли деле он умер? Потому что ведет он себя очень подозрительно,
говорит театральным голосом. Но с другой стороны, откуда Василий знает, как
разговаривают ожившие трупы? Да и не бывает такого, это все в фильмах ужасов.
Этот утопленник ведь сам сказал, что деньги мертвым не нужны. А зачем мертвецу
бумаги? Какой в них прок на том свете?
И утопленник будто прочел его мысли.
— Ты должен заплатить за свое преступление. Должен
отдать мне то, что для тебя особенно дорого. Значит, ты отдашь мне те бумаги,
из-за которых пошел на убийство!
Василий хотел что-то ответить, возразить, хотел сказать, что
бумаг у него нет, но мертвец склонился над ним и схватил за горло влажной
ледяной рукой.
От него потянуло холодом, сыростью, смертью. И в том месте,
где мертвая рука прикоснулась к горлу, Василия будто пронзили десятки ледяных
игл, и от них холод пополз по всему его телу, проник в каждую его клетку…
Он забыл обо всех своих сомнениях, забыл о прочих страхах —
забыл про Ивана, и про Кондратия, и про милицию, которая норовила повесить на
него убийство Маргариты.
В его душе остался единственный древний страх — страх перед
этим живым трупом, который схватил его за горло и собирается утащить за собой
на речное дно…
— Я все отдам! — прошептал Василий едва слышно. —
Я отдам тебе этот чертов конверт!
— Давай! — согласился утопленник, и ледяная рука
немного ослабила хватку.
Василий попытался встать, но ноги плохо слушались его.
Тогда ледяные руки утопленника подхватили его, дернули
кверху и поставили на ноги. Переставлять ноги Василий кое-как мог, и он
потащился в сторону гостиной — безвольный, бессильный, как спущенный шарик или
тряпичная кукла.
Оказавшись в гостиной, Василий на секунду застыл, словно в
его душе опять шевельнулись смутные сомнения. Тогда безжалостный утопленник
встряхнул его, как мешок с костями, и снова легонько сдавил горло ледяной
рукой.
— Ну, где конверт? — спросил он загробным
голосом. — И не хитри, компаньон, со мной такие шутки не проходят!
— Я… я не хитрю… — с трудом выдавил
Василий. — Тут он… тут, под паркетом…
Он кивнул в сторону тумбы с телевизором.
— Доставай! — Утопленник подтолкнул его в спину.
Василий сдвинул тумбу в сторону, огляделся, увидел на столе
пилочку для ногтей. На секунду в его голове мелькнула мысль: а не ткнуть ли
Сергея этой пилочкой в горло?
Но тут же он отбросил ее — один раз он его уже убил, не
помогло… А уж сейчас-то вряд ли поможет против этого чудища с зеленым лицом
такое хлипкое оружие!
Он опустился на колени, подцепил пилочкой вторую от стены
паркетину, вытащил ее. Под полом обнаружилась темная пустота, на дне которой
смутно желтел конверт.
Тот самый конверт, за обладание которым сильные и страшные
люди рвали друг другу глотки, как бойцовые собаки.
— Вот он! — Василий сунул руку в тайник, вытащил
конверт и протянул его покойнику. — Ну что, теперь ты доволен?
Против воли в его голосе прозвучало раздражение.
Сергею хорошо — он уже мертв, а значит, может никого и
ничего не бояться…
Да право, мертв ли? Ведь машину нашли, но она была пуста…
Василий снова взглянул на своего страшного гостя.
Эта мертвенно-зеленоватая кожа в страшных отметинах… этот
замогильный голос… Все это было какое-то ненатуральное, как реквизит для фильма
ужасов с умеренным бюджетом.
Как он мог поверить в такую инсценировку?
Василий не успел додумать эту мысль до конца.
Подозрительный покойник резко выбросил вперед правую руку,
высыпав на паркет перед Василием горстку странного серебристого порошка.
Комната тут же наполнилась густым зеленоватым туманом, сквозь который мерцали
яркие искры. Василий закашлялся, закрыл руками мгновенно заслезившиеся глаза. У
него слегка закружилась голова, показалось, что он вовсе не здесь, не в этой
квартире, больше того — он не взрослый, серьезный и, чего уж греха таить,
довольно скверный человек, а маленький ребенок, которого родители первый раз
привели в цирк, где все такое яркое, удивительное — канатоходцы, летающие
гимнасты в блестящей облегающей одежде, клоуны в огромных башмаках, лошади,
танцующие вальс, а самое главное — фокусник, у которого из шляпы выскакивают
кролики и собачки…
Василий тряхнул головой и пришел в себя.
Зеленоватый туман рассеялся, после него остался только
странный, волнующий запах.
И вместе с этим туманом исчез страшный гость с
мертвенно-бледным, изъеденным рыбами лицом.
Василий обежал всю квартиру — его нигде не было.
Он застыл на месте, пытаясь собраться с мыслями.
Может быть, посещение утопленника ему только померещилось?
Может быть, у него от волнений, страхов и усталости начались галлюцинации?
Эта мысль была очень неприятной, но все же не такой ужасной,
как правда.
Потому что правда заключалась в том, что желтый конверт
пропал вместе с загадочным гостем.
Василий опустился на колени, пошарил в тайнике и безнадежно
застонал.
Вот теперь он действительно оказался в совершенно
безвыходном положении. Оказался между молотом и наковальней — между Иваном и
Кондратом. Он и сам не знал, кого из них боится больше.
Тем временем в нескольких кварталах от квартиры Василия
Романовича Окуня в припаркованной возле обочины машине разговаривали два
человека.
