Возможно, его подопечный проявил благородство единственный раз в жизни и тем самым заслужил отсрочку казни, но не окончательное помилование.
С тех пор Сиверов давал своим жертвам небольшой испытательный срок, давал им возможность раскрыться. Обычно человек чувствует приближение собственной гибели и, если хоть что-то человеческое осталось в его душе, он обязательно попытается купить себе прощение – не в глазах своего убийцы, а в глазах Бога.
Глеб никогда не строил иллюзий насчет собственного всемогущества. Он не воображал себя Господом Богом, которому дано вершить суд над людьми. Он всегда ощущал себя только лишь исполнителем справедливых приговоров, вынесенных не людьми, нет, а судьбой. И свою свободу он видел не в том, чтобы приводить жестокие приговоры в исполнение, а в том, чтобы иногда отказываться их исполнять…
Глава 11
Все это Глеб Сиверов вспомнил, слушая вполуха разговоры Иванова и его гостей. Беседа велась еще с четверть часа, пока хозяин номера не дал понять остальным, что хочет остаться один.
– У меня еще назначены встречи, не такие важные, но… – сухо произнес он.
– Уходим, дела есть дела.
– До скорой встречи.
– Машина, если понадобится, в вашем распоряжении, охрана тоже.
– За машину спасибо, а охрану я предпочитаю из своих людей.
– Может, надо еще что?
– В прошлый раз я воспользовался вашим местом… – Как же, помню.
– А в этот раз?
– В любой день, мне самому развлекаться некогда, держу для гостей.
– Вряд ли и мне удастся, но… чем черт не шутит.
Позволите?
– Я предупрежу, прямо сейчас, из машины.
Гости ушли. Глеб не стал следить за ними даже из окна своего номера, и так все было ясно. Номера их машин он запомнил, о времени и цели следующей встречи знал столько, сколько было возможно. Он услышал, как проворачивается ключ в замке соседнего номера.
"Скорее всего, замыкал так же, как сделал это я, – усмехнулся Глеб. – Ключ не довернут на четверть оборота, чтобы нельзя было открыть дверь снаружи.
Неплохая привычка, и каждый из нас пришел к ней своим собственным путем".
Какое-то время из соседнего номера доносились только размеренные шаги Семена Георгиевича, словно он был заключенным в камере и мерил ее пространство, определяя для себя границы дозволенного. Щелкнула крышечка зажигалки, провернулось колесико. И вновь щелчок – крышечка закрылась – прикурил.
Потом послышался еле различимый звон бокала, который женщина отставила, то ли выпив до дна, то ли решив больше не пить.
И вдруг в наушниках прозвучал спокойный, но вместе с тем немного насмешливый голос Иванова, Он говорил по-русски и именно этим объяснялась насмешливая интонация, ведь его секретарша этого языка не знала.
– Слушай, ты, сука нерусская, трахнуться хочешь?
Деньги же плачу немалые.
– Я не понимаю, – по-английски ответила секретарша.
Но по интонации Сиверов догадался, все она прекрасно поняла. Наверное, глаза Иванова сейчас затянула маслянистая поволока, а руку он непременно держит в кармане штанов.
– Факи-шмаки, – Иванов щелкнул пальцами и добавил уже по-английски:
– Я хочу трахнуть тебя.
– Нет, – ответила женщина.
– Я плачу.
– Платишь только за то, чтобы я тебя охраняла. Это не одно и то же.
– Сука, – вновь прозвучало по-русски.
И хоть в английском языке не существует разницы между «ты» и «вы», Сиверов понял, что женщина вкладывает в это универсальное обращение смысл, эквивалентный именно слову «ты», к тому же не скрывая отвращения к похотливому хозяину.
– Так я тебе заплачу и за это, – рассмеялся Иванов. – Сколько тебе надо?
Сто? Двести? Триста? Пятьсот? Хотя столько ты не стоишь.
– Это не моя специальность.
– Все женщины трахаться специалистки.
– Я могу быть или хорошей телохранительницей, или хорошей проституткой.
Быть и тем, и тем одновременно у меня не получается.
– Ах ты, сучка! – уже весело, вновь по-русски сказал Семен Георгиевич и, наверное, попытался ущипнуть секретаршу то ли за ногу, то ли за грудь.
Послышался короткий удар и такой же короткий вскрик от боли.
– Ах ты, шкура!
– Веди себя прилично, – холодно, безразлично, как делают замечание чужому ребенку в очереди, сказала женщина.
– Да я тебе!..
– Только подойди!
Иванов, судя по всему, не делал больше попыток овладеть своей секретаршей.
«Что ему – проституток в Москве мало? – подумал Сиверов, поправляя наушники. – Хотя, наверное, дело в другом. Захотелось ему трахаться, а ситуация такая, что никого чужого в номер пускать нельзя. То ли встреча назначена, то ли звонок нужный ожидается…»
Сиверов словно в воду глядел. Не прошло и пяти минут, как в номере Иванова зазвонил телефон. Глеб тут же переключился на прослушивание линии.
Голос Семена Георгиевича он мог слышать и без этого – через всунутый в трубу микрофон, но ему нужно было знать, о чем говорит абонент. Подключение произошло раньше, чем Иванов успел снять трубку, поэтому Семен Георгиевич и не услышал предательского щелчка.
– Алло, Мазини слушает! – наверное, совсем очумев от сопротивления секретарши, по-русски проговорил в трубку Иванов.
– Рад слышать, – ответил немного настороженный мужской голос.
Судя по всему, звонили из автомата или пользовались радиотелефоном прямо на улице. Слышался шум проезжающих машин, обрывки разговоров прохожих.
Даже ветер, и тот завывал в трубке.
«Нет, на радиотелефон не похоже, – решил наконец Сиверов, – слишком уж гнусная слышимость. Такие микрофоны могут стоять только в городских автоматах».
Он не ошибся. Вскоре послышалась трель, извещавшая, что одна минута разговора миновала.
– Взаимно, – сдавленно прошептал в трубку Семен Георгиевич.
– Все в порядке? Привезли?
– Да.
– Значит, увидимся там же, где и в прошлый раз.
– Когда?
– Вы сможете выбраться туда сегодня?
– Естественно.
– Я сам найду вас, только предупредите, что к вам подойдет посетитель.
– Как вас назвать?
– Назовите меня Ивановым, – говоривший коротко хохотнул.
И тут же зазвучали гудки отбоя.
