— Спасибо.
Я взял поднос и отошел, пропуская журналистку внутрь.
Она улыбнулась в нерешительности:
— Снова суп. Нелегкий выдался день, правда?
— Слава Богу, на этот раз ты его не уронила.
Я поставил еду на тумбочку. Было неловко оказаться наедине. Мы старались не смотреть на кровать, которая занимала большую часть комнаты. Я прислонился к подоконнику, а Мэгги опустилась на единственный стул.
— Ужасно выглядишь, — наконец произнесла она.
— Спасибо.
— Я не об этом. — Она махнула на поднос. — Давай, приступай.
— Подождет.
— Эллен убьет меня, если суп остынет.
У меня не было сил спорить. Я слишком устал, чтобы чувствовать голод, однако после первой ложки проснулся зверский аппетит.
— Неслабое собрание вышло, — отметила Мэгги, когда я оторвал кусок хлеба. — Я боялась, Йен Кинросс двинет Камерону. Всех не убедишь, правда?
— Ты ведь пришла не об этом поболтать?
— Нет. — Она водила пальцем по краю стула. — Хочу спросить у тебя кое-что.
— Ты же знаешь, я не могу отвечать на вопросы.
— Только один.
— Мэгги…
Она подняла палец:
— Всего один. И не под запись.
— Где твой диктофон?
— Какой же ты подозрительный. — Она вынула из сумки диктофон. — Выключен. Видишь?
Убрала обратно. Я вздохнул.
— Ладно, только один, но я ничего не обещаю.
— И не надо. — Журналистка нервничала. — Броуди упомянул, что жертва была проституткой из Сторноуэя. Тебе известно ее имя?
— Брось, Мэгги, я не могу тебе этого сказать.
— Я не спрашиваю, как ее звали. Просто скажи, знаешь ли ты имя?
Интересно, в чем загвоздка? Если не вдаваться в подробности, не будет вреда ответить.
— Официально тело не опознано.
— Но ты все-таки знаешь, да?
Я промолчал. Мэгги закусила губу.
— Ее, случайно, звали… не Дженис?
У меня все было написано на лице. Я отставил поднос, потеряв аппетит.
— Откуда у тебя такая информация?
— Я не могу разглашать источник.
— Мы не в игрушки играем, Мэгги! Если тебе что-то известно, ты обязана доложить полиции.
— Сержанту Фрейзеру, что ли? Представляю, что будет.
— Тогда Эндрю Броуди! На карту поставлена не просто статья для газет, а жизнь людей!
— Я обязана сохранять конфиденциальность.
— А если еще кого-нибудь убьют? Будет повод для эксклюзива?
Мысль задела нужный нерв. Мэгги отвела взгляд.
— Ты родилась на Руне, — давил я. — Тебе плевать, что тут может произойти?
— Конечно, нет!
— Тогда скажи мне, откуда тебе известно имя.
В ней боролись противоречивые эмоции.
— Послушай, все не так, как кажется. Человек, который со мной поделился… Он доверился мне. И я не хочу доставлять никому хлопот. Он тут ни при чем.
— Откуда тебе знать?
— Я просто знаю. — Она посмотрела на часы и встала: — Мне надо идти. Зря пришла. Не следовало.
— Но ты все-таки это сделала. И не можешь просто так уйти.
Мэгги по-прежнему колебалась. Покачала головой:
— Дай мне время до утра. Даже если не прибудет подкрепление, я обещаю рассказать все тебе или Броуди. Мне надо сначала подумать.
— Не стоит, Мэгги.
Она направилась к двери.
— Завтра, обещаю. — Мэгги смущенно улыбнулась. — Спокойной ночи.
Журналистка ушла, а я сидел на кровати и думал, откуда ей известно имя покойной. Я называл его только Броуди и Фрейзеру, ни бывший детектив, ни сержант не могли доверить информацию Мэгги.
Я слишком устал, чтобы трезво мыслить. Пока ничего не поделаешь. Суп остыл, но есть и не хотелось. Я разделся, тщательно умылся, чтобы отделаться от запаха дыма. Завтра проверю, хватит ли у генератора отеля мощи на горячий душ. А пока спать.
Я провалился в сон в мгновение ока.
Проснулся только один раз, перед полуночью, в холодном поту: приснилось, будто я гнался за кем-то и меня тоже преследовали. Не помню кто. Осталось лишь чувство уверенности, что, как быстро я ни беги, разницы никакой.
Я лежал в темной комнате, слушая, как постепенно замедляется сердцебиение. Ветер слегка успокоился, и, засыпая, я исполнился оптимизмом, что ураган стихает и завтра прибудет полиция.
Зря надеялся. Погода на острове, как и сама Руна, припасла самое страшное напоследок.
21
Три часа ночи — мертвое время. Организм пребывает в состоянии минимальной активности, физически и умственно. Защитные функции на нуле, наступление утра кажется невероятно далеким. В голову лезут темные мысли, выползают тайные страхи. Обычно это просто такое состояние разума, низина биоритма, из которой человек поднимается с первым лучом солнца.
Обычно.
Постепенно я нехотя пробудился, зная, что, как только сознание возьмет верх, заснуть будет сложно. Поздно. Подо мной заскрипели пружины, когда я повернулся на бок взглянуть на часы. Три часа. В отеле повисла тишина ночи. Снаружи свирепствовал ветер. Я лежал, смотрел в потолок, сон совсем развеялся, непонятно отчего. И тут я заметил: что-то изменилось.
Я видел потолок.
Вместо кромешной тьмы. Сквозь штору проникал свет. Я подумал, что на улице зажегся фонарь, восстановилось электричество. Вздохнул с облегчением: может, и телефон заработает?
И, думая об этом, я заметил, что свет неровный. Он то усиливался, то угасал, и мое облегчение тотчас сменилось тревогой.
Я бросился к окну и отодвинул штору. Дождь перестал, фонарь не подавал никаких признаков жизни, дрожал на ветру, словно дерево без ветвей. Свет шел с залива, слабый желтый отблеск отражался на крышах домов, становясь все ярче.
Пожар!
Я быстро натянул одежду, вздрогнув при боли в плече. Поспешил в коридор и постучал в дверь сержанту.
— Фрейзер! Вставай!
Ответа не последовало. Если он проторчал в баре допоздна, пытаясь заглушить вину и скорбь по Дункану, теперь его не поднять.
Я бросился вниз. Эллен должна была проснуться от учиненного мной шума, но ее нигде не было видно. Я выбежал на улицу, и ветер чуть не сорвал с меня куртку. На холме люди высыпали из домов, хлопая дверьми. Кричали что-то друг другу и спешили к бухте.
Проходя улочку за отелем, я заметил, что старой машины Эллен нет на месте. Видимо, она уже уехала проверить, что там стряслось. На небе отражался свет, падая и на скользкие от дождя тротуары. Вероятно, подожгли паром. Добравшись до пристани, я увидел, что он пришвартован в привычном месте.
