Одна из медсестер встала рядом со Стивеном и положила руку ему на плечо.
— Все в порядке? — прошептала она.
Стивен кивнул, видя, что Кэролайн снова успокоилась и ее дыхание стало ровным и глубоким. Она спала, а взгляд Стивена переместился на мемориальную доску над ее постелью, где были имена тех, кто умер «в кровопролитной войне». Читая их одно за другим, он не мог отделаться от мысли, что у этих людей был хотя бы реальный противник, которого они могли видеть и сражаться против него, в отличие от этих бедняг в церкви, которых поразил невидимый враг, не имеющий ни цвета, ни запаха. Единственной его целью было самовоспроизводство, убивающее приютивший его организм. «О всех созданиях больших и малых, о всех созданиях прекрасных и разумных…».
[12]
Стивен просидел рядом с Кэролайн около получаса, держа ее руку в своей, пока она снова не забеспокоилась, как будто ее мучил кошмар. Он попытался успокоить ее, но безуспешно. Через несколько секунд он почувствовал, как ее тело сотрясла дрожь, и едва успел поднести миску из папье-маше, как ее вырвало кровью.
— Тише, милая, — прошептал он.
Рвотные спазмы мучили Кэролайн до тех пор, пока в желудке ничего не осталось, и по лицу ее было видно, какие муки она при этом испытывала. Когда позывы наконец прекратились и она в изнеможении откинула голову на подушку, оказалось, что из носа течет кровь. Стивен вытер кровь и ополоснул губку. Глаза Кэролайн открылись, в них промелькнуло узнавание.
— Это ты… — сказала она. — Господи, я чувствую себя ужасно.
— Но ты выкарабкаешься, — сказал Стивен, собрав всю уверенность, какую смог найти. — Главное — держись!
Она попыталась ответить, но ее накрыла очередная волна конвульсий, и Стивен торопливо подставил миску снова. Хотя желудок сокращался с такой силой, что сотрясалось все тело, изо рта вытекала только тонкая струйка кровавой слизи.
— Боже, — простонала Кэролайн, пытаясь облегчить боль от спазмов тем, что крепко прижимала руки к животу. Носовое кровотечение возобновилось с новой силой, и в этот раз, когда она открыла глаза, Стивен увидел, что в результате множественных кровоизлияний белки ее глаз стали красными. Он встал и помахал рукой, чтобы привлечь внимание одной из медсестер. Он попросил ее побыть с Кэролайн, пока относил миску с рвотными массами и полоскал пропитанные кровью губки в умывальнике шлюза.
Когда он вернулся, медсестра сказала:
— Позвоню-ка я Кейт.
Стивен понял, что близится кризис. Он снова опустился на колени рядом с Кэролайн и постарался успокоить ее нежными словами и поглаживаниями. Когда наступила короткая передышка между спазмами, она сказала, запинаясь:
— Помнишь, я говорила тебе, что надеюсь, кто-то будет ухаживать за мной, если потребуется… Я даже не предполагала, что это будешь ты.
— Видимо, ты вытащила короткую соломинку, — грустно пошутил Стивен.
Ее попытку улыбнуться прервал очередной приступ спазмов.
— По-моему, тебе нужно влить немного жидкости, миледи, — пробормотал Стивен, доставая пакет с солевым раствором. — Ты теряешь ее слишком много…
— Будь… осторожен, — предупредила она. — Я не очень… отвечаю… за свои действия… сейчас.
— Постарайся расслабиться.
— Ты не представляешь… как глупо это звучит, — сказала Кэролайн с искаженным от боли лицом, непроизвольно подтягивая к животу колени.
Появившаяся за спиной Стивена медсестра прошептала:
— Кейт уже едет. Чем я могу помочь?
Стивен попросил крепко подержать руку Кэролайн, пока он будет вводить иглу. Когда игла оказалась в вене, он огляделся в поисках места, куда можно повесить пакет с раствором, и приладил его на угол мемориальной доски — рядом с именем сержанта Морриса Холмса, который умер за короля и страну в битве под Ипром.
— Подержи-ка, Моррис, — прошептал он.
Спазмы, сотрясавшие Кэролайн, становились все реже и наконец прекратились, и Стивен несколько воспрял духом: Кэролайн смогла расслабиться, погрузившись в нечто среднее между сном и бессознательным состоянием. Но его оптимизм был недолговечен — ее охватил очередной приступ тошноты и рвота началась снова. Когда Кэролайн наконец снова успокоилась, оно пробормотала:
— Мне кажется, у меня внутри что-то оторвалось. Я прямо чувствую, как оно… выходит из меня.
— Что ты чувствуешь? — с тревогой спросил Стивен.
— Мне кажется… какая-то резиновая лента, — ответила Кэролайн с такой отсутствующей улыбкой, что Стивен чуть не задохнулся от боли. В этот момент он понял, что она уходит.
— Ты выздоровеешь, — сказал он, хотя слова застревали у него в горле и ему пришлось сглотнуть, чтобы говорить дальше. — Худшее позади, спазмы закончились и тебе станет лучше. Ты должна отдохнуть и набраться сил.
Он увидел, что Кейт уже пришла и стоит рядом с одной из медсестер. Однако она предпочла не попадать в поле зрения Кэролайн и ничего не говорить.
Кэролайн посмотрела на Стивена, и он увидел по ее глазам, что она на волоске от смерти. Такой взгляд он видел раньше — у смертельно раненных солдат, в нем было безмятежное принятие неизбежного.
— Ох, миледи, — сказал он, беря ее за руку. — Держись. Прошу тебя, держись!
— Анекдот, Стивен…
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Расскажи мне… анекдот.
Сообразив, что она имеет в виду, Стивен медленно снял капюшон и лицевой щиток. Он лег рядом с Кэролайн и прижался щекой к подушке. Поцеловав Кэролайн, он начал:
— Сидит маленький полярный медвежонок на камне и смотрит, как мимо проплывают льдины…
Когда Стивен сказал последнюю фразу, он почувствовал, как Кэролайн легонько сжала его руку. Он не рискнул взглянуть на нее, потому что слезы ручьем текли по его лицу. Все, что он смог, — это сжать ее руку в ответ и лежать неподвижно, переполненный ненавистью ко всему миру и всем «созданиям прекрасным и разумным». Неужели они не понимают, в каком ужасном мире на самом деле живут? Это вовсе не дурацкий «Дисней-лэнд», как им кажется. «Человек человеку волк». «Убивай или будешь убит». «У природы окровавленные зубы и когти». Это не жизнь, а дерьмовый ночной кошмар!
Накатившая на Стивена волна злости и горя постепенно схлынула, и он несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. Кейт опустилась на колени и легонько положила руку ему на плечо.
— Она ушла, Стивен, — мягко сказала она. — Кэролайн ушла.
Он кивнул и медленно поднялся. Снова надел капюшон и опустил лицевой щиток, на секунду сжал руку Кейт, затем повернулся и вышел в душевую.
Вернувшись в номер, он опустошил больше половины бутылки джина, затем сон — или это был обморок? — одержал верх и избавил его от боли, которой было слишком много для одного дня. Однако эта боль ждала его снова, когда в десять утра его разбудила горничная, которая пришла убираться в номере.
