— Боже мой, — пробормотал он. — Боже мой!
Адмиралу Сэндекеру приходилось заставлять себя не работать по воскресеньям. Гипертрудоголик, он каждое утро пробегал по десять километров, а после обеда устраивал легкую разминку, избавляясь от избытка энергии. Уделяя сну четыре часа, он проводил долгие, забитые делами до отказа дни, от которых большинство людей сгорело бы очень рано. Давно разведенный, имевший дочь, которая с мужем и тремя детьми жила на другом конце света, в Гонконге, он вовсе не был одиноким. Пожилые одинокие женщины Вашингтона считали его самой завидной добычей, а потому адмирала заваливали приглашениями на обеды и вечеринки для сливок общества. Как ни радовало Сэндекера общение с дамами, любовью его и страстью было НУМА. Морское управление заменило семью. Оно было порождено им и развито в гигантское учреждение, вызывавшее зависть и уважение во всем мире.
По воскресеньям адмирал курсировал вдоль берегов реки Потомак на старом двустороннем вельботе, который купил, переплатив, у Военно-морского флота и перестроил. У небольшой, восьмиметровой, посудины была своя история. Сэндекер по документам восстановил ее биографию начиная с 1936 года, когда судно было построено на верфи в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, а затем переправлено в Ньюпорт-Ньюс, штат Виргиния, и погружено на борт только что спущенного на воду авианосца «Интерпрайз». Все годы войны вельбот служил Быку Хэлси
[16]
личной посыльной шлюпкой. В 1958 году, когда «Интерпрайз» списали и пустили на металлолом, стареющий вельбот оставили догнивать в затоне для старья на задворках нью-йоркского дока. Там его и отыскал Сэндекер, чтобы любовно восстановить во всей красе. Теперь судно смотрелось так, будто только что покинуло портсмутскую верфь.
В это воскресенье адмирал, вслушиваясь в мягкое тарахтенье древнего четырехцилиндрового дизельного движка, перебирал в памяти события минувшей недели и планировал свои действия на неделю предстоящую. Больше всего его тревожили акустическая чума, алчность Артура Дорсетта, которая опустошала Тихий океан, и негаданное исчезновение Питта и Джордино. Сэндекера злило, что эти проблемы не удавалось разрешить.
Члены конгресса, к которым он обратился, отвергли его призыв пойти на самые решительные меры, чтобы остановить Артура Дорсетта. В скудоумии своем они посчитали, что нет достаточных свидетельств его причастности к случаям массовой гибели: ход рассуждений, который, безусловно, был щедро оплачен лоббистами «Дорсетт консолидейтед». «Деловой паритет, — подумал расстроенный Сэндекер. — Бюрократы никогда не начинают действовать, пока не становится слишком поздно». Оставался единственный выход: уговорить президента принять экстренные меры. Однако без поддержки двух (а лучше больше) видных членов конгресса это были пустые хлопоты.
Легкий снежок падал на реку и мгновенно таял. Вельбот Сэндекера в одиночестве скользил по реке. Дневные небеса льдисто голубели, дул свежий ветер. Сэндекер поднял воротник весьма поношенного бушлата, натянул черную вязаную шапочку на самые уши и направил вельбот к причалу на мэрилендском берегу. Подходя к стоянке, он увидел, как из четырехприводного джипа вылез человек и зашагал по причалу. Даже с расстояния в пятьсот метров адмирал по странной торопливой походке узнал Руди Ганна.
Развернув вельбот поперек течения, Сэндекер убрал обороты дизеля до едва отличимых от холостых. Приблизившись к причалу, он заметил, как печально выражение лица Ганна. Почувствовав холодок ужасного предчувствия, адмирал перебросил через левый борт резиновые кранцы, оберегавшие корпус от ударов о причал. Потом он бросил конец Ганну, который подтащил судно к стенке и пришвартовал нос и корму к кнехтам, болтами закрепленным на посеревшем дереве.
Адмирал достал из кладовки чехол на лодку, и Ганн помог ему укрыть вельбот. Сэндекер сошел на причал. Ганн, не отрывая взгляда от вельбота, произнес:
— Если когда-нибудь захотите продать судно, я буду первым в очереди с чековой книжкой наготове.
Сэндекер взглянул на него и понял, что у Ганна тяжко на душе.
— Ты же не затем сюда приехал, чтобы катером полюбоваться.
Ганн подошел к самому краю причала и уставился на мутную реку.
— Сообщение о Дирке и Але…
— Что там?
— Через десять часов после того, как яхта Дорсетта исчезла с наших спутниковых камер…
— Разведывательные спутники упустили их? — сердито перебил Сэндекер.
— Системы нашей военной разведки вовсе не обязаны рассматривать Южное полушарие как очаг враждебной деятельности, — едко заметил Ганн. — При наших нынешних бюджетах на орбитах нет спутников, способных фотографировать Землю в мельчайших подробностях.
— Мне следовало бы учесть это, — раздосадованно буркнул Сэндекер. — Продолжай.
— Агентство национальной безопасности перехватило телефонный разговор по спутниковой связи. Артур Дорсетт с борта своей яхты беседовал со смотрителем шахт на острове Гладиатор, неким Джоном Фергюсоном. В разговоре сообщалось, что Дирк, Ал и Мэйв Флетчер пущены по морю в маленькой беспомощной лодчонке гораздо южнее пятидесятой параллели, где Индийский океан сливается с Тасмановым морем. Точное местонахождение не указывалось. Далее Дорсетт уведомил, что возвращается на остров.
— Он вверг собственную дочь в ситуацию, грозящую ее жизни? — воскликнул Сэндекер, не веря собственным ушам. — Немыслимо! Ты уверен, что сообщение понято правильно?
— Никакой ошибки нет.
— Вот бесчувственный убийца! — возмутился адмирал. — Это означает, что их бросили у кромки «ревущих сороковых».
[17]
В тех широтах большую часть года дуют шквальные ветры.
— Дело обстоит еще хуже, — угрюмо заметил Ганн. — Дорсетт бросил их беспомощно дрейфовать прямо на пути тайфуна.
— Давно?
— На плаву они находятся… если находятся… уже больше сорока восьми часов.
Сэндекер покачал головой:
— Если они еще целы, то отыскать их будет невероятно трудно.
— Скорее даже невозможно, если принять во внимание тот факт, что ни у нашего военного флота, ни у австралийского нет кораблей или самолетов для ведения поисков.
— Ты веришь этому?
Ганн отрицательно повел головой:
— Ни на минуту.
— Каковы их шансы быть замеченными каким-нибудь проходящим судном?
— Они крайне далеко от любых судоходных путей. Если не считать редких транспортов с припасами для антарктической научно-исследовательской станции, то единственные, кто заглядывает в эти воды, — это китобои. По сути, море между Австралией и Антарктикой — гигантский пустырь. Вероятность того, что их там подберут, ничтожна.
