Выкрикнув запоздалую угрозу, Диггер в некотором замешательстве опустил мобильник и взглянул на окружающих:
— Влад лежит в «Меди-центре»… Его водила, похоже, нажрался той же дряни, что и все прочие… Мне предъява… Влад думает, что это была подстава ему…
— Так звони скорей, блин! — занервничал Комар, хватая себя за локти, покрываясь красными пятнами от волнения и испуга. — Растолкуй, в чем фишка! Нам только разборок с его братвой не хватало!
— Не сепети! Дай подумать.
Диггер вскочил из-за стола, забегал по комнате от окна к двери, встревоженный, хмурый, сжимая мобильник, точно пистолет.
— Звони скорей! — скулил Комар. — Они, может, уже сюда едут!.. Он таких уродов навербовал…
— Да знаю я!.. — отмахнулся Диггер. — Страшила! Спустись вниз, настрополи Филю и Кумпола… Пусть возьмут стволы и секут в оба! А то, в натуре, можно не успеть добазариться… Поищи по городу наших…. Может, уцелел кто. Пусть мухой летят сюда, понял?
— Дай мне ствол! — закричал Комар вслед Страшиле. — Скорей!
— Чтоб ты из него застрелился, — буркнул Страшила и, ссутулясь от новых забот, поспешно покинул комнату.
Все настороженно прислушивались к шуму каждого редкого мотора за оградой. Во дворе засуетились Филя и Кумпол, залаял встревоженный бультерьер.
— Ша! — скомандовал Диггер, сосредоточенно набирая номер. Он утратил обычную самоуверенность, был не на шутку озабочен и взвинчен. Даже сразу постарел лет на пять. — Это Саша Диггер. По голосу узнавать должен… Дай мне Влада, братан, по-шустрому… Ты, шестерка поганая! Ты мне туфли целовать будешь, понял? Дай Влада мухой, я сказал! Влад? Это снова я… Ты погорячился, братан… Я под тебя стелиться не собираюсь, но ты послушай… Перемочить друг друга на радость ментам мы всегда успеем. Я в этом не замазан. Пиво было паленое, но не я его варил. У меня тоже люди нахлебались… За одним столом же сидели, хлебня-нюшку ломали… Мы взяли ту мокрощелку, которая паленое хлебово подкинула. У меня… Не толковал еще. Конечно, забирай! Какой базар! Ты братан суровый, но справедливый, я знаю… Пусть подъезжают, сдам из рук в руки. А если лекарство какое нужно или лепилу толкового, так ты скажи. Мы же с тобой старые друганы! Вот и ладушки. Давай, Влад, выздоравливай! Заскочу на днях, навещу. Пока! — Диггер расслабленно вздохнул: — Столковались, слава богу… — Он утер ладонью лицо и улыбнулся: — Что, Комар, штаны менять не пора? Ха-ха-ха!..
На его веселый раскатистый хохот Комар ответил мелким блеянием, и даже Дина, не вполне понимавшая, что происходит, растерянно улыбнулась.
Со двора донесся хриплый голос Жени, вышедшей на крыльцо с большим стаканом молока и ломтем хлеба, которые выдал ей Страшила:
— А что за кипиш? Что случилось, Филя? Ты бы еще касочку надел для прикола!..
II
Володька Комаров всегда отличался нахрапистостью, особенно в трудные моменты жизни. Он орал, размахивая длинными руками, вздувая жилы на тощем горле и на впалых лысоватых висках, брызгал слюной:
— Вы что, офонарели? Это же просто две сучки! Я тебе через пять минут десяток приведу еще смазливее! Из-за них связываться с самим Владом? Диггер, я думал, ты деловой человек! А ты фофан натуральный! Ее никто не заставлял тащить сюда эту отраву! А подставилась — давай к ответу по полной!
Александр Дмитриевич Довгалев, известный в миру как Саша Диггер, молчал. Он слушал не столько Комара, сколько себя и, к сожалению, во многом соглашался с хакером. Характер его, однако, с малолетства отличали некоторая противоречивость и упертость, не позволявшие быстро соглашаться даже с самим собой.
Страшила молча стоял в дверях, сложив могучие руки на необъятной груди, охраняя Женю и Диану, прижавшихся друг к другу.
Диггер, брезгливо отстраняясь Комара, в задумчивости прохаживался по комнате.
— Что скажешь, поломойка?
Дина сглотнула ком в горле:
— Не знаю, как другие… А я, если отдашь Женьку, никуда не пойду и ничего делать не буду.
— Да ты гонишь! — закричал Комар. — Сейчас разложим тебя на пятерых — живо побежишь делать все в лучшем виде!
Диггер мельком глянул на Дину, небрежно махнул рукой, показывая, чтобы не слушала Комара, и продолжал ходить. Бультерьер Борька, покончив с утренней трапезой, подбежал к Диане и потерся мордой, испачканной в каше, о ее стройные лодыжки. Потом неуклюже развернулся к Комару, оскалился и зарычал.
Комар попятился. Диггер ухмыльнулся:
— Видишь, Комар, тебя даже скоты не любят.
— Зашибем бабки — полюбят!
— Нет, Комар. Скоты за бабки не продаются…
— Зато за хавку продаются!
Диггер, не слушая его, сел верхом на стул, постучал по полу ногой в полосатом носочке:
— Без шнырей мы не справимся.
— А Влад… — начал было Комар.
— Я Владу в шестерки не нанимался! — рыкнул на него Диггер. — К тому же у него через час операция… Может и не повезти… Не надо спешить. Будем делать свое дело, а там посмотрим… Вы обе, — поднял он злобный и обиженный взгляд на Дину с Женькой, — мои должницы по гроб жизни! Чтоб старались на деле — из кожи вон лезли! Иначе сдам Владу с потрохами! Его братва любит такие разборки…
Страшила откашлялся, а Комар спросил:
— А что пацанам сказать, которые от Влада приедут?
— Скажи, что подорвала девчонка. Не усмотрели, ищем. А я в бешенстве, лучше не лезть с вопросами. Как найдем — сразу Владу представим. Сам привезу. Ты понял, Комар? Не вздумай брякнуть лишнего! Влад сейчас на каталке лежит, и неизвестно, встанет ли. А я рядышком… Смотри у меня…
За окнами послышались голоса, и Кумпол прокричал от ворот через весь двор:
— Филя! Пес кудлатый! Скажи Диггеру — пришла толстая шныриха и с ней шныренок новенький! Пускать?
— Все! — скомандовал Диггер. — Валите, готовьтесь. Диана, пусть твои пока уберут оранжерею. Выезжаем через два часа. Да, еще… Никому из дому ни шагу! Пока не закончим дело, чтобы все были у меня под рукой. Иначе я вас сам на кусочки разберу… Пожалеете, что Владу не достались. Страшила, не скалься! Смотри за ними! Разлетелись!
Когда комната опустела, Диггер подошел к большому зеркалу в роскошной раме, покрасовался в фас, в профиль и сказал вслух:
— На фига тебе это надо, старый пень? — помял рукой энергичное, помолодевшее лицо и добавил: — А еще ничего… Может, и не старый…
Несмотря на непредвиденное осложнение с Владом, а может быть, именно благодаря ему, он был чрезвычайно доволен собой. Впрочем, он всегда был собой доволен.
Женя, счастливо избежав смертельной опасности, вышла вслед за Диной на крыльцо, встряхнулась, как собака после купания, вытерла остатки слез и сказала:
— Все мужчины — дураки. Правда, Дина? — И побежала встречать Наташку и маленького глухонемого бродягу, умытого, приодетого, причесанного и обласканного и девушкой, и ее родителями.
