Только для наших оперативников эта ситуация вышла боком.
Как они и рассчитали, одним из конвоиров был старый знакомый – Косой. Только в этот раз солдат с перепугу не грохнулся в обморок, а с любезным его сердцу криком “Нечистая!” сломя голову понесся прочь, словно хороший скаковой жеребец. Причем сделал это столь сноровисто, что догнать его не удалось, сколь ни старались Плахов с Роговым, оставившим на время операции свой наблюдательный пост у контрразведки.
Цыгане в погоне тоже были не помощники.
Под шумок обобрав до нитки военнослужащих, они, дабы избежать ненужных проблем, скоренько ушли догуливать свадьбу за город. Впрочем, никто и не рассчитывал на большее: одно дело – что-нибудь украсть или облапошить простофилю, но совершенно иное – гоняться за обезумевшим вопящим конвоиром.
Косому же хватило сил доскакать до здания контрразведки, где он буквально попал в объятия штабс-капитана Овечкина. Милейший Петр Сергеевич хотя и был крайне раздосадован происшествием, но нашел в себе силы не убить обормота тут же, на месте, а просто отправить его сначала к доктору и затем – на гауптвахту. Резон в этом был, так как, судя по исходившему от перепуганного конвоира запаху и мокрым галифе, у того случился острый приступ медвежьей болезни.
Сам же штабс-капитан, недолго посовещавшись с начальством, двинулся в офицерский клуб, где ему предстояло сыграть весьма ответственную партию в бильярд с одним молодым господином из Петербурга, чья личность уже несколько дней вызывала огромный интерес для оперативной игры.
Еще бы!
Невесть откуда взявшийся вьюнош на какие-то шиши пошел в дорогой кабак, заказал там целый театральный номер с исполнением “Боже, царя храни”, демонстративно встал при его исполнении, а потом, словно заправский пластун-горлорез, прошедший школу рукопашного боя у восточных гуру [Сомнения понятны: в описываемое время борьбы самбо еще не существовало. Элементы же этой борьбы были заимствованы в ряде стран и были, скорее всего, недоступны “обычному” 15-16-летнему подростку, тем более для применения в реальных условиях], начал разбрасывать дерущихся. И это учитывая, что незадолго до описанного происшествия он, мальчишка-гимназист, вдруг появился в офицерском клубе, беспардонно вызвал на поединок лучшего игрока и уложил восемь шаров подряд в лузу!
Овечкин не первый год служил в контрразведке и потому хорошо понимал, что к нему откровенно ищут подходы. Азы такой работы преподавались на специальных занятиях в Академии Генштаба. Но школяр там явно не был и пытался пойти на контакт столь топорно, что порой Петру Сергеевичу просто по-отечески хотелось его поправить, сказать, что нельзя же проявлять столь явный интерес к объекту, при этом вызывая еще большее любопытство по отношению к собственной персоне. Питер же, он – город маленький. Неужто, ежели там появился юный гений бильярда, об этом бы никто не слышал? Простите, на каких это курсах вас научили столь лихо делать “мельницу” и бросок через бедро?…
– А как “юноша бледный со взором горящим” переживал, играя желваками, когда я сказал об аресте чистильщика обуви! – размышлял Овечкин. – Ах, господин штабс-капитан, я вспомнил свою бедную маму! Бред сивой кобылы отставного поручика! А сам – стремглав через весь город!… Как бы сказал его болтливый подельник? “Куда, спросите вы? – Так это ж ясно, как божий день, клянусь своей бедной бабушкой, царствие ей небесное! Только к Бубе. К Бубе из Одессы!” Ну ничего, добегаются. И артист этот… Вот гад, танец у стойки ему, видите ли, не понравился!., и господин гиманазист… Ах, простите, ТОВАРИЩ Валерий Михайлович!…
* * *
В половину первого ночи Соловец пожал руку Чердынцеву, пожелал спокойного дежурства и убыл домой, пообещав явиться к восьми утра.
Очнувшийся полковник из Главка тоже покинул временное пристанище сотрудников N-ского РУВД. Народ разбрелся кто куда.
По пути домой пьяного полковника аккуратно тюкнули по темечку два бомжа, раздели до трусов, однако проявили сострадание и не оставили замерзать в снегу, а отнесли в ближайший подъезд, прислонили к двери на первом этаже, вставили в звонок спичку, чтобы тот работал без перерыва, и убежали. Спустя пять минут непрерывных трелей дверь распахнулась, и тело в широких, как душа россиянца, и розовых, как обещания кандидатов в Президенты, сатиновых трусах до колена упало в прихожую двенадцатикомнатной коммуналки.
– Это ж надо так нажраться! – восхищенно оценили жильцы, поместили нежданного гостя на старый матрац в огромной кухне и оставили отсыпаться, дабы утром расспросить, к кому, собственно, пришел сей морозоустойчивый товарищ.
Но на следующий день полковник так и не вспомнил, кто он есть, и дружному коллективу многокомнатной квартиры пришлось взять над ним шефство.
Проверяющий, поселившийся в кладовке, быстро освоил премудрости поиска пустых бутылок, удивил всех крепостью организма, выпив без закуски пол-литра жидкости для мытья стекол, отлупил участкового, явившегося по жалобе соседей, избил милицейский наряд, прибывший на выручку “пасечнику”, проявил недюжинную смекалку, убегая от вызванного для разбирательств взвода ОМОНа, спрятался в здании районной прокуратуры, два дня просидел в пустующем кабинете, питаясь найденными там чипсами, пока наконец не был обнаружен случайно пришедшим на работу следователем.
Со следаком полковник неожиданно подружился, провел в его кабинете еще неделю и помог “расколоть” нескольких подозреваемых, сидя в здоровенном напольном сейфе и изображая “голос совести” впечатлительных допрашиваемых. Прокурорский делал вид, что не слышит подвываний своего добровольного помощника, а вызванные для дачи показаний граждане сильно пугались, когда у них из-за спины внезапно раздавались призывы “пойти на чистосердечное”. Следователь обеспечивал экс-проверяющего горючим и очень огорчился, когда тот в неподходящий момент случайно вывалился из сейфа прямо под ноги прокурору района Баклушко.
Стресс у Баклушко оказался столь велик, что с того дня он начал заикаться.
А храпящего полковника сковали наручниками и доставили в РУВД для дальнейшего разбирательства и определения в камеру СИЗО. В дежурке небритого проверяющего с ужасом опознал сержант Котлеткин, побежал к Петренко, и офицер из Главка со всеми почестями был передан на руки примчавшимся за ним следователям с Захарьевской, которые уже успели возбудить уголовное дело по факту “убийства” полковника, задержать нескольких членов “преступной группы” и даже получить признание в причастности к смерти потерпевшего у трех из семерых арестованных.
Пришлось извиняться перед задержанными и выпускать их на волю. После чего принялись бодро докладывать наверх об успехах в деле борьбы с преступностью…
А полковник, проведя месяц в санатории, почти полностью восстановил память и вернулся к нелегкой работе в правоохранительной системе России.
* * *
Выглянув в окно кабинета, вчистую реабилитированный благодаря стараниям Васи Рогова Николай Александрович Петренко увидел, что двое охранников выводят из здания контрразведки Косого. Вид у опального конвоира был довольно жалкий, поясной ремень отсутствовал, руки солдат держал за спиной.
