Раздался лязг металла и в тот же миг голос:
— Я вас вижу. Сдавайтесь, и никто не пострадает.
Один из стрелков прижался к стене и, вытянув перед собой винтовку, целился в куклы из матрацев у дальней стены комнаты.
Спрятавшись за Линкольном, чтобы мощное тело морпеха заглушило его голос, Хуан поднес свой мобильник ко рту и произнес:
— Черта с два.
На заранее установленной на максимум громкости оставленного в пещере сотового его слова вырвались дерзким криком. В ту же секунду прогремели выстрелы сразу из двух винтовок, и в ярком свете вспышек Кабрильо отчетливо разглядел все три фигуры. Это явно были не рядовые салаги. Двое стояли прямо у входа в пещеру, а третий — чуть позади, прикрывая их спины.
В столь замкнутом пространстве громкие выстрелы на миг оглушили Кабрильо.
Когда стрельба прекратилась, он стал ждать, каким будет их следующий шаг. Потраченных пуль хватило бы, чтобы убить пару дюжин человек. Стоявший на стреме респонсивист зажег фонарь, и троица стянула очки ночного видения, после вспышек от выстрелов от них было мало толку. Двое стрелков осторожно двинулись к манекенам, а третий остался на страже, упреждая удар с тыла.
И Кабрильо не заставил себя ждать.
Натянутый им провод был у самых ножек койки, на которой якобы лежали их бесчувственные тела, но стрелки не сводили глаз с кукол и не заметили ловушки.
Изолента была примотана к баночкам с хлором и гидрокарбонатом натрия, и те упали наземь, стоило незадачливому респонсивисту задеть ногой провод. Баночки разбились, и осколки посыпались в лужу воды из фляги и того самого химиката, что искал Хуан.
Заслышав звон стекла, Хуан с Линком немедля открыли огонь. Часовой обернулся на звук сработавшей ловушки, и они застали его врасплох. Одна пуля прошила его грудь, разрывая внутренности на куски, а вторая угодила прямо в глотку. Обмякший труп повалился на землю, так и не выпустив из рук винтовку и фонарик. В свете последнего они увидели возникшее в пещере облако зеленоватого газа.
В результате химической реакции образовалась смесь соляной и хлорноватистой кислот. Не успели стрелки осознать опасность, а их легкие уже разрывались от боли. Ядовитые пары воздействовали на нежные ткани дыхательных путей, превращая каждый даже мельчайший вдох в нестерпимую пытку.
Кашляя, они вдыхали еще больше яда, от чего из пещеры вывалились уже в конвульсиях, давясь собственной кровью и мокротой.
На самом деле количество яда в их организме было не так велико, но без срочной медицинской помощи респонсивисты были обречены на медленную и мучительную смерть. Один из них, видно, уже понял это и, прежде чем Кабрильо успел остановить его, выдернул чеку своей гранаты.
На принятие решения оставалась доля секунды, но свод пещеры был столь непрочным, что выбора у них не было. Кабрильо схватил Линка за руку и бросился бежать, не успев даже включить фонарик. Он несся вперед, придерживаясь стены тоннеля. За спиной он ощущал тяжелое дыхание Линкольна. Они считали секунды и одновременно бросились на землю как раз со взрывом гранаты.
— Ты в порядке? — пропыхтел Кабрильо.
Линк ощупал голень, куда на излете попал один из осколков. Крови на пальцах не было.
— Ага, а ты?
— Я буду в порядке, только когда мы уберемся подальше от всей этой пыли. Идем.
— Посмотри на это с хорошей стороны, — следуя за ним, ответил Линк. — Зато теперь за нами нет хвоста.
— А ты у нас, как всегда, неисправимый оптимист.
Еще два часа они исследовали подземные сооружения. Нашли койки для ста восьмидесяти заключенных, комнаты, бывшие когда-то лабораториями, а также нечто, что Линк назвал климатической камерой.
— Вероятно, проводили опыты с внезапной декомпрессиеи, — заключил он.
В конце концов они дошли до конца длинного тоннеля. Он не сужался, но часть свода обвалилась, судя по всему — от взрыва. Хуан принюхался, учуял слабый запах взрывчатки.
— Обвал произошел совсем недавно.
— С уходом респонсивистов?
Кабрильо кивнул, в душе его затеплилась надежда. Он выкарабкался вверх по ползучей груде камней, то и дело оступаясь. Приняв устойчивое положение, посветил фонариком на самую вершину кучи, туда, где она соприкасалась с потолком. Затем позвал Линка.
— В этих катакомбах мы так и не нашли ничего ценного для респонсивистов, только старье, оставленное японской армией.
— Значит, что бы они тут ни скрывали — оно прямо здесь.
— Звучит логично, — ответил Хуан, — и, раз уж они пустились вслед за нами, бьюсь об заклад, что там мы найдем и выход отсюда.
— Так чего же мы ждем?
Свои запасы воды они истратили на изготовление химической ловушки, и теперь от изнурительной работы язык Хуана превратился в распухший липкий кусок мяса, будто какая-то чешуйчатая рептилия свернулась калачиком и решила передохнуть у него во рту. Пальцы стерлись и начали кровоточить от острых зазубрин на камнях, а мышцы сводило судорогой, ведь работать приходилось в крайне неудобном положении. Линк же трудился без устали, как неутомимая машина. Казалось, его ничто не могло остановить, но Хуан знал, что даже его колоссальные запасы энергии имеют предел.
Мало-помалу они копали лаз, продвигаясь с осторожностью, проверяя потолок, чтобы убедиться, что тот не обрушится на них. Каждые полчаса они сменяли друг друга. Сначала Хуан штурмовал завал, передавая камни Линку, а затем тот вставал на его место, вытаскивая глыбы и отдавая их Хуану. Из-за широкоплечести Франклина проход приходилось делать в два раза больше, чем потребовалось бы Кабрильо.
Вот Хуан снова занял позицию у завала, дотянувшись до особо увесистого булыжника, и, несмотря на все усилия, ему никак не удавалось его сдвинуть. Похоже, застрял намертво. Отбросив несколько небольших камешков, чтобы освободить булыжник, он предпринял еще одну попытку убрать его с дороги. Тот даже не шелохнулся.
Потолок над ним был усеян извилистыми трещинами и щелями; он был так же неустойчив, как и во взорванном гранатой коридоре. Шахтеры называют это виноградной лозой, и Хуан осознавал, что одно неловкое движение — и свод рухнет. Он никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас ощутил сковывающую его тело панику.
—В чем дело? — тяжело дыша, спросил Линкольн.
Хуан еле ворочал языком, и ответ стоил ему усилий:
—Не могу сдвинуть эту глыбу.
—Дай-ка я.
Они с трудом поменялись местами, Линк лег ногами к завалу. Упершись ботинками в булыжник, а спиной — в вытянутые ноги Кабрильо, он принялся толкать камень. В спортзале жимом ногами он поднимал до четырехсот пятидесяти килограммов. Камень весил вполовину меньше, но застрял он прочно, а у Линка тем временем начали проявляться первые признаки обезвоживания. Кабрильо чувствовал, что Линкольн напрягает каждый мускул и его мышцы натянуты, как струны. Он зарычал от натуги, и глыба все же выпала из своего гнезда, как гнилой зуб.
