Взгляды присутствующих то и дело незаметно устремлялись в сторону Мацуды. Многие действительно думали, что известие о его финансовых затруднениях застанет врасплох Ямату, несмотря на то что просьба об этой встрече не могла не возбудить его любопытства и не пустить в дело огромную сеть агентуры, собирающей сведения обо всем, что представляло интерес. Глава одного из самых крупных в мире концернов заговорил спокойным, полным достоинства, хотя и печальным голосом. Он не спеша объяснил, что условия, которые привели к временным финансовым затруднениям, вызваны отнюдь не ошибками руководства его корпорации, начавшей с судостроения, затем занявшейся строительными работами и бытовой электроникой. В середине восьмидесятых, когда корпорация принесла своим акционерам прибыли, о которых они не могли даже мечтать, он занял пост председателя совета директоров. Мацуда-сан подробно излагал историю своей корпорации, и Ямата не проявлял ни малейшего нетерпения. В конце концов, будет лучше всего, если присутствующие услышат от самого Мацуды рассказ об успехах его корпорации, потому что, познакомившись с ее взлетом, похожим на расцвет их компаний, они испытают страх, связанный с вероятностью собственного разорения. Если этот кретин пожелал стать крупным собственником в Голливуде и выбросил на ветер колоссальные деньги, заплатив за восемьдесят акров на Мелроуз-булвар и клочок бумаги, гласящий, что он имеет право снимать кинофильмы, – ну что ж, разве это не его личное дело?
– Продажность и бесчестие американцев поистине поразительны, – продолжил Мацуда голосом, который обычно слышит католический священник на исповеди, не понимая, исповедуется ли грешник в своих грехах или просто оплакивает свою неудачу. В данном случае два миллиарда долларов улетучились с такой же легкостью, словно на них поджаривали сосиски.
Ямата мог бы сказать: «Я предупреждал вас», но промолчал, потому что ему и в голову не приходило высказать такое предупреждение, даже после того, как его собственные советники по инвестициям, американские юристы, внимательно изучили условия сделки и убедили его в самых категорических выражениях отказаться от нее. Вместо этого он понимающе кивнул.
– Мне совершенно ясно, что вы не могли предвидеть такого обмана, особенно после всяческих заверений со стороны американцев и предложенных вами взамен поразительно выгодных условий. Я думаю, друзья, элементарная деловая честность просто чужда американцам. – Он обвел взглядом сидящих за столом и заметил одобрительные кивки. – Мацуда-сан, разве найдется разумный человек, способный обвинить вас в ошибочности суждений?
– Многие выскажут такую точку зрения, – тихо проговорил Мацуда, и присутствующие отметили его мужество.
– Только не я, мой друг. Кто из нас обладает таким достоинством, такой мудростью? Кто еще руководил своей корпорацией с таким усердием? – Райзо Ямата печально покачал головой.
– Меня гораздо больше тревожит то, что такая судьба, мои друзья, может постигнуть всех нас, – негромко заметил один из банкиров, имея в виду, что у него в банке находятся закладные на недвижимое имущество Мацуды в Японии и в Америке и что крушение такой корпорации сократит до опасно низкого уровня его собственные резервы. Проблема заключалась в том, что, хотя банк способен устоять после подобного краха не только теоретически, но и на практике, достаточно одного лишь подозрения, что активы уменьшились и не столь значительны, как раньше, чтобы вызвать банкротство, а для такого подозрения достаточно какой-нибудь публикации не очень сведущего репортера. После появления подобной статьи или даже слухов начнется массовое изъятие вкладов из банка и наступит разорение даже вполне платежеспособного финансового учреждения. Разумеется, изъятые средства будут затем куда-то вложены – такие деньги слишком значительны, чтобы их можно было просто спрятать в чулок, – и попадут в другой банк, принадлежащий аналогичной банковской корпорации, что укрепит ее финансовую позицию, но повторный кризис такого рода, вполне возможный в создавшихся обстоятельствах, может стать началом всеобщего краха.
Никто не упомянул, а большей частью и не подумал, что присутствующие здесь необдуманными действиями сами навлекли на себя эту беду. Ни один из них не замечал собственной слепоты – или почти ни один, подумал Ямата.
– Основная проблема заключается в том, что экономика нашей страны покоится не на твердом фундаменте, а на песке, – философски начал Ямата. – Какими бы глупыми и слабыми ни были американцы, судьба дала им то, в чем отказала нам. В результате мы, несмотря на наш ум, всегда находимся в подчиненном положении. – Все это он говорил не в первый раз, однако только сейчас к его словам начали прислушиваться, и Ямате потребовалось все его самообладание, чтобы удержаться от презрительной усмешки. Он посмотрел на одного из присутствующих, того, кто упорно не соглашался с ним.
– Помните, как вы говорили, что наша сила заключается в прилежании японских рабочих и в искусстве инженеров? Вы были тогда совершенно правы, мой друг. Это действительно источник нашей силы, и, более того, он недоступен американцам. Однако судьба по каким-то собственным причинам оказалась снисходительной к ним, они сумели парализовать присущие нам сильные стороны и превратили случайную удачу в реальную мощь, а именно мощи нам и не хватает. – Ямата сделал паузу, стараясь проникнуть в настроение аудитории, прочесть, что в действительности скрывается за бесстрастными лицами присутствующих.
Несмотря на то что он сам был порождением этой культуры и лучше других знал правила, которым подчинялись ее представители, ему придется сейчас пойти на риск. Наступил решающий момент, в этом не приходится сомневаться. – Но и не в том главное. Они выбрали такой путь, тогда как мы отказались от него. И вот теперь нам приходится расплачиваться за эту ошибку. Однако у нас есть выход.
– В чем же он состоит? – не выдержал кто-то из слушателей.
– Сейчас, друзья мои, судьба улыбнулась нам и перед нами открылся путь к подлинному величию. На самом пороге катастрофы мы увидели сияющие вершины славного будущего.
Ямата напомнил себе, что пятнадцать лет ждал этого момента. Затем сосредоточился на том, как ему лучше сформулировать свою мысль. Внимательно наблюдая за лицами сидящих вокруг стола, он лишь теперь понял, что на самом деле ждал этого момента с тех самых пор, как ему исполнилось десять лет и в феврале 1944 года он один из всей семьи поднялся на борт корабля, который направлялся от Сайпана к берегам Японии. Он все еще помнил, как стоял у поручней, глядя на мать, отца, младших братьев и сестер, провожавших его на причале. Он старался тогда казаться мужественным, но с трудом сдерживал слезы, зная, как это знает ребенок, что увидит их снова, и в то же самое время понимая, что видит их в последний раз.
Американцы убили их, стерли его семью с лица земли, заставили покончить с собой, броситься с отвесных утесов в бушующее жадное море, потому что все граждане Японии, будь то военные или мирные жители, были для американцев всего лишь животными. Ямато помнил, как слушал по радио сообщения о том, как «дикие орлы» из Кидо Бутай сокрушили американский флот, как непобедимые солдаты императорской армии сбросили ненавистных американских морских пехотинцев в море, как они затем уничтожили множество их в горах острова Сайпан, который перешел в руки американцев после первой мировой войны. Но даже тогда он понимал всю бессмысленность таких сообщений, потому что все это было ложью, несмотря на утешительные слова дяди. Затем в радиосводках заговорили о других битвах, победах, одержанных над американцами, которые все ближе и ближе подбирались к японским островам, он помнил слепую ярость от мысли о том, что его огромная и могучая страна не в силах остановить этих варваров, ужас от налетов бомбардировщиков, появлявшихся сначала днем, потом ночью, которые сжигали его страну город за городом. Красный свет гигантских пожаров, освещавших небо иногда вблизи, иногда у самого горизонта, ложь дяди, пытавшегося успокоить мальчика, и, наконец, облегчение в его глазах, когда все кончилось. Вот только Райзо конец войны не принес облегчения – у него больше не было семьи, она исчезла, и когда он впервые увидел американца – огромного рыжеволосого солдата с веснушками, усыпавшими молочно-белую кожу лица, котбрый дружески погладил его по голове, словно собаку, – уже тогда он знал, как выглядит враг.
