— Разведданных, которые мы получали от Пеньковского и других агентов. Эти документы по-прежнему закрыты и останутся в секретном архиве еще двадцать лет.
— Вам не кажется, что пятьдесят лет — это слишком долго?
— Разумеется, — согласился Райан. — Но на то существуют веские причины. Некоторые сведения, содержащиеся в них, остаются… ну, если не все еще злободневными, то по крайней мере способными открыть некоторые подробности, которые нам хочется сохранить в тайне.
— Мне представляется, что это немного отдает паранойей, — заметил Гудли бесстрастным, как ему казалось, голосом.
— Давайте предположим, к примеру, что в то время в России работал наш агент «Банан». Допустим, сейчас он умер — скажем, от старости, — но вот агент «Груша», завербованный им, продолжает свою деятельность. Таким образом, если Советам удастся выяснить, кем был агент «Банан», они могут получить ключ к разгадке личности агента «Груша». Кроме того, нам следует оберегать некоторые методы передачи сведений. В бейсбол играют уже сто пятьдесят лет, но замена остается заменой. В свое время я рассуждал точно так же, как и вы, Бен. Скоро вы узнаете, что большинство шагов, предпринимаемых в Лэнгли, продиктованы разумными причинами.
Попал в ловушку системы, подумал Гудли.
— Между прочим, вы обратили внимание на то, что в своих последних магнитофонных лентах Хрущев красноречиво доказал, что Ник Бледсоу не правильно истолковал некоторые его шаги — это тоже важно.
— Да?
— Предположим, что весной 1961 года у Джона Кеннеди оказались неопровержимые сведения, свидетельствующие о том, что Хрущев намеревался перестроить советскую систему. В 1958 году Хрущев резко ослабил армию и попытался приступить к реформе партии. Предположим далее, что информация по этому вопросу — надежная, достоверная информация — была в распоряжении Кеннеди и маленькая птичка прошептала ему на ухо, что, если он даст некоторую свободу русским, возможно, у нас произошло бы уменьшение напряженности в отношениях между государствами еще в шестидесятых годах. Скажем, гласность наступила бы на тридцать лет раньше. И еще предположим, что президент отказался от такой мысли, пришел к выводу, что по политическим причинам невыгодно давать больше свободы Никите… Это означает, что в шестидесятые годы была допущена величайшая ошибка. За этим последовал Вьетнам и все остальные колоссальные неприятности.
— Я не могу в это поверить. Мы просмотрели архивы. Наши исследования показывают, что здесь нет никакой логики…
— Логика у политического деятеля? — прервал его Райан. — Вот это действительно революционная концепция!
— Если вы действительно утверждаете, что так было на самом деле…
— Это гипотетическое предположение, — заявил Джек, поднимая брови. Боже мой, да ведь эти сведения на виду и доступны всем, кто захочет свести их в единое целое. То обстоятельство, что это никому до сих пор не пришло в голову, является признаком намного более широкой и тревожной проблемы. Однако его больше всего беспокоила та часть вопроса, которая была в этом самом здании. Историю он был готов оставить историкам… до тех пор, пока сам не пополнит их ряды. И когда это произойдет, Джек?
— В это никто не поверит.
— Большинство людей считают, что Линдон Джонсон проиграл первичные выборы в Нью-Гемпшире Юджину Маккарти из-за наступления Тэт во Вьетнаме. Так что добро пожаловать в мир разведки, доктор Гудли. Знаете, что самое трудное в распознавании правды?
— Что?
— Понять, что правда подошла и вцепилась вам в зад. Все не так просто, как вам кажется.
— А распад Варшавского договора?
— Наглядное подтверждение, — согласился Райан. — Мы получали массу сведений, факты были у нас перед носом — и мы не поверили. Ну, если говорить честно, то дело обстояло по-другому. Немало молодых сотрудников в РУ — разведывательном управлении, — добавил он, как показалось Гудли, с излишней снисходительностью, — указывали на это, но руководители управления пренебрегли их мнением.
— А вы сами, сэр?
— Если директор согласится, вам разрешат посмотреть кое-какие документы по этому вопросу. Даже почти все. Большинство наших агентов и полевых сотрудников тоже были застигнуты врасплох. Всем нам следовало проявить большую проницательность, и меня это касается в неменьшей степени. Если уж говорить о моей слабости, она состоит в слишком узком видении проблемы.
— Деревья вместо леса?
— Вот именно, — признался Райан. — Это — опасная ловушка, и даже понимание своих недостатков не всегда помогает.
— Видимо, поэтому меня и послали сюда, — заметил Гудли.
Райан усмехнулся.
— Черт побери, ваше появление мало чем отличается от того, как начал здесь свою деятельность я сам. Добро пожаловать на борт. С чего вы хотели бы начать, доктор Гудли?
Бен, разумеется, уже отчетливо представлял это. И если Райан ничего не подозревает, разве это моя вина? — подумал он.
* * *
— А где вы собираетесь раздобыть компьютеры? — спросил Бок. Фромм уже сидел с бумагой и карандашами.
— Начнем с Израиля, может быть, в Иордании или Турции, — ответил Госн.
— Это недешево обойдется, — предостерег его Фромм.
— Я уже узнал стоимость станков с компьютерным управлением. Действительно, они дорогие. — Ну, не чрезмерно дорогие, подумал Госн. Ему пришло в голову, что доступные ему суммы в твердой валюте могут потрясти этого неверного. — Посмотрим, каковы ваши потребности. Впрочем, что бы ни было нужно, мы достанем.
13. Процесс
Зачем только я согласился на эту должность?
Роджер Дарлинг был гордым мужчиной. Ему удалось неожиданно победить в борьбе за место в Сенате, которое все пророчили другому кандидату, затем стать самым молодым губернатором в истории Калифорнии. Он знал, что гордость — это недостаток, уязвимое место, но также отдавал себе отчет и в том, что у него есть все основания гордиться собой.
Можно было обождать несколько лет, может быть, одержать новую победу на выборах в Сенат и пробиться в Белый дом, вместо того чтобы идти на такой компромисс и обеспечить успех Фаулеру… в обмен на это…
«Это» было самолетом «ВВС-2» — радиосигнал для любого лайнера, на борту которого находится вице-президент США. Очевидный контраст с «ВВС-1» был предметом еще одной шутки, связанной с должностью, являющейся якобы второй по политической важности в стране. Эта шутка, правда, не была столь грубой и в то же время точной, как замечание Джона Нэнса Гарнера, который так определил пост вице-президента: «кувшин с теплыми соплями». Само место вице-президента представляло собой одну из немногих ошибок, совершенных основателями Соединенных Штатов, решил Дарлинг. Когда-то было еще хуже. Первоначально пост вице-президента предназначался для кандидата в президенты, проигравшего выборы, который, являясь подлинным патриотом, занимает эту должность в чужом правительстве и председательствует в Сенате, забыв о мелких политических разногласиях, чтобы служить на благо страны. Почему Джеймс Мэдисон допустил такую глупость, так и не было исследовано учеными, однако его ошибка была быстро исправлена в 1803 году Двенадцатой поправкой к Конституции США. Даже в то время, когда джентльмены, готовящиеся к дуэли, обращались друг к другу «сэр», мнение отцов американской Конституции требовало чрезмерного бескорыстия. Таким образом закон подвергся изменению, и теперь вице-президент стал союзником, а не побежденным соперником. То обстоятельство, что так много вице-президентов поднялись на высшую ступень, является скорее случайностью, чем обдуманным намерением. А уж то, что многие из них блестяще справились с обязанностями президента — Эндрю Джексон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн, — это вообще чудо.
