– Что, прикипел? – бросил на внука насмешливо-хитрый взгляд Евстигней Палыч. – Хороша деваха. Они-то, булавинские, все статейные, породистые, любо глянуть.
– Она сказала, что ее фамилия Шипилова.
– По мужу. А так Булавина в девичестве. Ничего, что она с дитем-то?
– У меня у самого такая… веселей будет вместе…
– Неужто надумал Софью под венец?
– Надумал, – смущенно признался Глеб. – Если еще пойдет. Одобряешь?
– Мое дело стариковское, чего зря языком чесать – одобряю али нет, но женщина она справная и строгая. Как от мужа ушла семь лет назад, так и живет одна.
– Почему ушла?
– Равнодушный он был, собой только занимался. Да и другую завел на стороне.
– Понятно, – задумчиво проговорил Тарасов, с нетерпением ожидая возвращения Софьи. – Странно, что я ее раньше здесь не встретил.
– Так она в деревне редко бывает. Сначала жила с мужем и родичами его в Нижнем Новгороде, потом что-то у нее отношения со свекровью не заладились. Знаешь, как это бывает: косой взгляд, не туда шагнула, не то сказала, слово за слово…
– Знаю, – кивнул Глеб, вспоминая тещу, с которой у него тоже не задались родственные отношения.
– Ну, вот, она пожила в Нижнем полгода и переехала в Москву, а еще через год развелась.
– Откуда ты все так хорошо знаешь? – прищурился Тарасов.
– Так ведь в деревне живем, все друг о друге знаем. Раньше вообще как одна семья жили, это вот сейчас обособляться начали, заборами пообгородились. Не хочешь вместе с ней со мной на пасеку съездить?
– А что, это мысль, – почесал макушку Глеб. – Попробую уговорить. Давно меня пчелы не кусали.
– Если к ним по-доброму – не покусают.
Дед еще что-то говорил, но Глеб не слышал, заметив идущую по улице Софью. И еще он заметил, что за ней внимательно наблюдают «быки» – два кряжистых, волосатых, угрюмых, с квадратными лицами типичных вышибал, парня, о которых писал дед. Тарасову очень не понравились их кривые ухмылки. Однако разборку с ними он решил отложить на следующий день. Нынешнее настроение не соответствовало выяснению отношений с наглыми деревенскими рэкетирами.
– Все, я освободилась, – сообщила Софья, успевшая переодеться в спортивный костюм и от того ставшая еще более соблазнительной. – Что будем делать?
Она заметила Евстигнея Палыча, смущенно улыбнулась.
– Извините меня, дедушка, что я доставляю столько хлопот.
– Так ведь хлопоты хлопотам рознь, – усмехнулся в бороду старик. – Такие хлопоты мне в радость. Глядишь, там и свадебку скоро сварганим.
Он скрылся в хате.
– О чем это он? – удивленно поглядела ему вслед гостья.
– Шутит старый, – поспешил успокоить ее Глеб. – Обрадовался, что мы приехали. Так-то все один да один. Кстати, он пригласил нас на пасеку завтра, не желаешь поехать?
– Вообще-то я собиралась завтра уезжать… – засомневалась Софья. – Да и Ольгу одну оставлять не хочется.
– И Оленьку возьмем, я же с Акулиной еду.
– Не знаю, право слово… надолго?
– Как понравится. Ну, пожалуйста. – Глеб опустился перед женщиной на колено, взял ее за руку, поднял глаза. – День на природе – это здорово! Поехали, Софи.
– Я тебя совсем не знаю, – задумчиво сказала она, не отнимая руки.
– Так узнай!
– Ты этого хочешь?
– Очень! – Он встал, глядя ей в глаза, притянул к себе, медленно приблизил губы к губам женщины, испытывая трепет и одновременно желание схватить ее в охапку и целовать, и вздрогнул, услышав веселые голоса приближавшихся девочек.
– Мам, пап, мы тут мышкину норку нашли, хочешь посмотреть?
Вздрогнула и Софья, как бы проснувшись, отступила, все еще не отнимая рук, но ниточка обоюдного радостного ожидания продолжала их соединять, и Глеб понял, что торопиться никуда не надо. Они нашли друг друга. Не стоило разрушать создавшуюся «ментальную» связь словами, а тем более неосторожным жестом.
– Потом посмотрю, Оленька. – Софья прошлась по траве вдоль изгороди, отделявшей сад Евстигнея Палыча от огорода, повернулась к оставшемуся на месте Глебу. – А хочешь, я познакомлю тебя со своей бабулей? Она у меня целительница, хотя и не любит, чтобы ее так называли. И с Колей познакомлю, это мой двоюродный брат, здесь, в Карпунине живет, учительствует, топонимикой занимается, книги пишет. Очень интересный человек.
– Пошли, – улыбнулся Глеб. – До заката еще часа два. Потом уложим детей спать и посидим на веранде. Не возражаешь?
– Абсолютно. Давно мечтала посидеть за чашкой чая в хорошей компании, да все не получалось. То времени нет…
– То компании, – закончил Глеб. – У меня то же самое. Приходится в основном завидовать другим и наблюдать, как плохие и очень плохие люди делают то, о чем хорошие только мечтают.
Софья засмеялась.
– И это говорит профессионал спецназа?
– А что, профессионалы спецназа не имеют права мечтать?
Софья посерьезнела, смерила Тарасова оценивающим взглядом.
– Вообще-то выглядишь ты далеко не мечтателем, а эдаким экстремальным мужчиной, человеком дела. Хотя именно эта черта в мужчинах мне нравится.
Теперь улыбнулся Глеб.
– Знаешь, чем человек слова отличается от человека дела?
– Чем?
– Человек слова дал слово – забрал слово, а человек дела дал слово – сделал. Это мне мой отец внушал. Кстати, у тебя вид не хуже моего.
– Что ты хочешь сказать? – удивилась она.
– Ничего обидного. Просто у тебя такой неприступный вид, что я сам бы никогда не решился подойти и познакомиться. Спасибо тем ребятам на вокзале, что пристали к тебе. Ну, идем мы к твоей бабуле или нет?
– Идем, – вспомнила о своем предложении Софья.
– Дед, мы будем через час, пригляди за чадами. Придем, чай будем пить, завари свежачка.
– Пригляжу, – отозвался Евстигней Палыч.
Они не торопясь двинулись вдоль деревни, провожаемые любопытными взглядами старух и женщин, копавшихся на огородах и во дворах, миновали избу Мотовилихи с новой крышей, где у машины возился один из «быков».
– Нехорошие люди, – тихо проговорила Софья, кивнув на дом. – Говорят, они многим угрожали.
– Я знаю, – кивнул Глеб. – Ничего, я с ними поговорю, авось присмиреют.
– Не стоило бы тебе с ними связываться, – нахмурила брови Софья. – Они вон какие здоровые, прямо кабаны. Да и что им скажешь?
– Найду что сказать. Не бери в голову, все будет нормально. Где ваша хата?
– Вон та, с зеленой крышей, – показала Софья на избу-пятистенку, стоявшую на краю деревни. – Бабуля сама красила, она у меня подвижная, хотя ей уже далеко за восемьдесят.
