Этот проклятый ком в горле!
— Что мне делать теперь?
— Вряд ли ты что-то сможешь сделать.
— Но я боюсь. А па... — пробормотала Ронни.
— Знаю, — кивнул священник. — И хотя вы оба дали ему столько счастья, твой па тоже боится.
Вечером Ронни стояла на заднем крыльце, слушая ритмичный шум прибоя. Над головой подмигивали звезды, но весь остальной мир казался другим. В спальне Уилл о чем-то разговаривал с Джоной, так что в доме были люди, но почему-то казалось, что в комнатах совсем пусто.
Пастор Харрис по-прежнему был с отцом. Он сказал Ронни, что намерен остаться на ночь, так что она может отвести Джону домой. Но ей все равно было стыдно уходить. Назавтра отцу назначено обследование и еще одна встреча с доктором. Он, конечно, устанет и захочет отдохнуть, но Ронни хотела быть в больнице, рядом с отцом, даже если он будет спать. Потому что придет время, когда она не сможет...
Позади скрипнула дверь. Уилл осторожно ее прикрыл. Ронни не оглянулась, продолжая смотреть на песчаный берег.
— Джона наконец заснул, — сообщил Уилл. — Но по-моему, так и не понял, что происходит. Сказал, что уверен, что доктора поставят па на ноги, и все время спрашивает, когда он вернется.
Ронни вспомнила, как плакал Джона в палате, и с трудом смогла кивнуть. Уилл обнял ее.
— Как ты? — спросил он.
— А ты как думаешь? Я только что узнала, что отец умирает. И возможно, не доживет до Рождества.
— Знаю, — мягко ответил он. — И мне очень жаль. Понимаю, как тебе тяжело. Я сегодня переночую здесь. Если что-то случится и тебе придется ехать в больницу, я посижу с Джоной. И могу оставаться столько, сколько понадобится. Конечно, через несколько дней я должен ехать, но, пожалуй, позвоню декану и объясню, что происходит. Занятия начнутся только на следующей неделе.
— Ты все равно ничего не исправишь, — ответила Ронни немного резче, чем следовало бы. — Неужели не понятно?
— Я ничего не пытаюсь исправить...
— Пытаешься. Но не можешь.
Ей неожиданно показалось, что сердце вот-вот разорвется.
— И все равно не поймешь, что мне приходится выносить.
— Я тоже потерял брата, — напомнил он.
— Это не одно и то же!
Она сморщила нос, пытаясь остановить слезы.
— Я так подло вела себя с ним. Бросила музыку, во всем его винила и целых три года почти ни словом не перемолвилась. И этих лет не вернуть. Но может, не будь я такой злобной ведьмой, он бы не заболел. А вдруг во всем виноват стресс, вызванный моим поведением! Это все я, я...
Она вырвалась из объятий Уилла.
— Ты тут ни при чем.
Он снова попытался обнять ее, но она стала его отталкивать и, не добившись успеха, заколотила кулачками по его груди.
— Пусти меня. Я сама со всем справлюсь.
Но Уилл по-прежнему прижимал ее к себе, и, поняв, что он не отступит, Ронни устало обмякла и заплакала.
Она лежала в темной комнате, прислушиваясь к звуку дыхания Джоны. Уилл спал в гостиной на диване.
Ронни понимала, что нужно бы отдохнуть, но все время невольно прислушивалась, не звонит ли телефон. И воображала худшее: у отца снова начался приступ кашля, он потерял много крови, и ничем, совсем ничем помочь нельзя...
Рядом на тумбочке лежала отцовская Библия. Часом ранее Ронни просмотрела ее, сама не зная, чего ищет. Может, он подчеркивал абзацы или загибал страницы?
Перелистывая книгу, Ронни поняла, что ее часто читали, потому что страницы были истертыми. Ей хотелось бы понять, какие главы больше всего любил отец, но не нашлось никаких доказательств того, что он предпочитал одни главы другим.
До этой минуты Ронни никогда не читала Библию. Но почему-то была уверена, что теперь будет читать в поисках того скрытого смысла, который сумел найти отец. Наверное, это пастор Харрис дал ему Библию, а может, он сам купил... Почему она так и не догадалась спросить?
Но спросит. Обязательно спросит. Если ей останутся одни воспоминания, хотелось бы собрать как можно больше. И сейчас впервые за много лет она просила Бога дать ей достаточно времени для этого...
Уилл
Спал он плохо. И всю ночь слышал, как Ронни ворочается и ходит по комнате. Он понимал, какое потрясение она переживает. Понимал ее моральное оцепенение, сознание собственной вины, нежелание верить в худшее и гнев — все это он пережил после смерти Майки. Годы притупили эмоциональный шок, но оставили воспоминание о противоречивых желаниях — побыть в чьем-то обществе и остаться одному.
Ему было больно за Ронни и Джону, слишком маленького, чтобы осознать значение происходящего. И даже за себя. Стив был невероятно добр к нему, и они проводили в доме Ронни куда больше времени, чем в его собственном. Ему нравилось, как Стив возится на кухне, как обращается с Джоной словно со взрослым человеком. Уилл часто видел их на пляже, где они запускали змеев, играли в догонялки у самого прибоя или сосредоточенно возились с витражом. В отличие от большинства отцов, хваставшихся, что они выделяют время для общения с детьми, Стив посвящал им каждую свободную минуту. Никогда не злился, никогда не повышал голос. Может, знал, что умирает, но вряд ли это объясняет все. Отец Ронни был просто хорошим человеком, находившимся в мире с собой и окружающими. Любил детей и считал, что они достаточно умны, чтобы принимать верные решения.
Наверное, он когда-нибудь захочет стать таким же отцом. Хотя он любил отца, все же тот не всегда был тем добродушным, веселым человеком, которого видела Ронни. В жизни Уилла были долгие периоды, когда он почти не видел отца: Том много трудился, чтобы создать и укрепить свой бизнес. К этому нужно добавить часто отсутствующую мать и гибель Майки, на пару лет повергшую в депрессию всех Блейкли. Временами ему даже хотелось иметь другую семью. Правда, ему и с этой очень повезло; кроме того, обстановка за последнее время немного улучшилась. Но за эти годы случилось много чего тяжелого, и иногда он мечтал о другой жизни.
А вот Стив был совершенно иным родителем.
Ронни рассказывала, что, когда играла на пианино, он мог часами сидеть рядом. Но Стив никогда ни словом об этом не обмолвился. Сначала Уилл считал это странным, но потом принял за веское доказательство любви отца к дочери.
Ронни не хотела говорить об этом, вот Стив и молчал, хотя любовь была когда-то главной составляющей их жизни вместе. И сейчас ничуть не угасла. Стив даже заколотил нишу, потому что Ронни видеть не могла пианино.
Кто еще на его месте мог бы это сделать?
Только Стив, человек, которым Уилл восхищался, у которого учился и каким надеялся быть, когда станет старше.
Уилла разбудил утренний свет, дерзко ворвавшийся в окна гостиной. Потянувшись, он встал, выглянул в коридор и увидел, что дверь в комнату Ронни открыта. Очевидно, она уже проснулась. Он нашел ее на крыльце, на том же месте, что и прошлой ночью. Она не обернулась.
