А потом? О, это было еще то зрелище! После ухода Уилла Ронни поняла, что у нее не один, а два незваных гостя. Когда она догадалась, кто стоит на берегу, стало ясно, что либо она выйдет и поговорит с ним в надежде заставить Блейз сказать правду, либо испугается и вбежит в дом. Ему нравилось, что он способен ее напугать. Это всегда можно обернуть в свою пользу.
Но она повела себя неожиданно. Посмотрела в его сторону, словно призывая выйти из тени. Постояла на крыльце, вызывающе подбоченившись, а потом преспокойно ушла.
Никто еще так не вел себя с ним. Особенно девушки. Кем она себя вообразила, черт возьми? Пусть тело у нее что надо, но такое поведение ему не нравится. Совсем не нравится!
Реплика Блейз вернула его к действительности:
— Уверен, что не хочешь пойти со мной?
Маркус повернулся к ней, ощущая внезапное желание взять себя в руки. Немного остыть. Он знал, что ему нужно и кто даст ему это.
— Поди сюда, — процедил он с деланной улыбкой. — Сядь рядом. Я пока не хочу никуда идти.
Стив
Когда Ронни вошла в комнату, Стив поднял глаза. Хотя она растянула губы в улыбке, он не мог не заметить, что ее что-то беспокоит. Ронни схватила книгу и убежала в спальню.
Что-то определенно неладно.
Он только не знал, что именно. Непонятно, испугана она, расстроена или рассержена. И хотя он рвался помочь ей, все же был уверен, что дочь хочет справиться с ситуацией сама. Впрочем, это нормально. Пусть он не слишком много времени проводил с ней, но много лет учил подростков и знал, что когда дети хотят поговорить с тобой, когда хотят рассказать что-то важное, они могут переволноваться до нервных спазмов в животе.
— Эй, па! — позвал Джона.
Пока Ронни была на крыльце, он запретил сыну подсматривать. Это казалось вполне логичным, и Джона чувствовал, что лучше не спорить. Он нашел на одном из каналов «Губку Боба» и последние пятнадцать минут был совершенно счастлив.
— Да?
Джона встал. Его личико было серьезным.
— Кто остался одноглазым, говорит по-французски и любит печенье перед сном?
— Хм... понятия не имею.
Джона закрыл глаз ладонью.
— Моi
Стив рассмеялся и, поднявшись, отложил Библию. Забавный парнишка у него растет!
— Пойдем. На кухне есть немного шоколадного печенья.
— По-моему, Ронни и Уилл поругались, — заявил Джона: подтягивая пижамные штаны.
— Его так зовут?
— Не волнуйся, я все о нем знаю.
— Вот как? И почему они поссорились?
— Я все слышал. Уилл ужасно обозлился.
Стив нахмурился:
— Я думал, что ты смотришь мультики.
— Да, но все равно они слишком громко говорили, — деловито пояснил Джона.
— Не стоит подслушивать раз говоры окружающих, — упрекнул Стив.
— Но иногда они такие интересные!
— Все равно это плохо.
— Ма старается подслушать Ронни, когда та говорит по телефону. Иногда, когда Ронни моется в душе, ма берет ее мобильник и читает эсэмэски.
— Правда? — Стив постарался не выказать удивления.
— Да. Иначе как она может за ней уследить?
— Не знаю... наверное, лучше поговорить, — предположил
Стив.
— Да, как же! — фыркнул Джона. — Даже Уилл не может поговорить с ней без того, чтобы не поругаться. Она любого доведет!
В двенадцать лет у Стива было мало друзей: слишком много времени отнимала школа и уроки музыки, — так что чаще всего он говорил по душам с пастором Харрисом.
К тому времени он был одержим музыкой и играл по четыре— шесть часов в день, погрузившись в свой мир мелодий и композиций. Он уже успел выиграть множество конкурсов, не только в городе, но и в штате. Мать была только на первом, отец так и не пришел ни на один. Поэтому мальчик часто оказываля в машине вместе с пастором Харрисом. Они путешествовали в Райли, Шарлотт, Атланту или Вашингтон, проводя долгие часы разговорах, и хотя пастор был служителем Божьим и в беседах часто упоминал о Создателе, в его устах это звучало так же обыденно, как если бы речь шла о спортивных победах чикагских «Кабс».
Пастор Харрис был добрым человеком, жившим весьма хлопотной жизнью. Он серьезно воспринимал свое призвание и по вечерам либо навещал прихожан в больнице, либо хлопотал о чьих-то похоронах, либо шел к друзьям. По уик-эндам он венчал и крестил, по средам присутствовал на собраниях братства, по вторникам и четвергам репетировал с хором. Но каждый вечер, на закате, независимо от погоды он с час гулял по пляжу в одиночестве. Стив часто думал, что пастору это жизненно необходимо. Было что-то умиротворенное в его лице, когда он возвращался с прогулок. Стив всегда полагал, что пастору нужно побыть наедине с собой, пока не спросил его об этом.
— Нет, — ответил тот, — одиночество для меня невозможно. Потому что я говорю с Богом.
— Хотите сказать, что молитесь?
— Нет, — повторил пастор. — Именно говорю. Никогда не забывай, что Господь — твой друг. И как все друзья, он жаждет услышать, что происходит в твоей жизни. Хороша она или плоха, полна печали или гнева, и даже когда ты вопрошаешь, почему на земле происходят ужасные вещи. Поэтому я говорю с ним.
— О чем именно?
— Обо всем, что ты рассказываешь своим друзьям.
— У меня нет друзей, — сухо усмехнулся Стив. — По крайней мере таких, с кем бы я мог поговорить.
Пастор ободряюще похлопал его по плечу:
— У тебя есть я.
Стив не ответил. Пастор крепче сжал его плечо:
— Я говорю с Богом точно так же, как с тобой.
— Он отвечает? — скептически осведомился Стив. –
— Всегда.
— И вы его слышите?
— Да, но не ушами.
Он положил руку на грудь.
— Здесь я получаю ответы. Здесь я чувствую его присутствие.
Поцеловав на ночь Джону и уложив его в постель, Стив немного помедлил в дверях, чтобы посмотреть на Ронни. К его удивлению, та крепко спала, и все, что волновало ее, пока что улетучилось. Лицо спокойное, волосы рассыпаны по подушке, руки прижаты к груди. Он хотел поцеловать и ее, но решил, что не стоит. Она так сладко спит, пусть ее ничто не потревожит.
И все же он не мог заставить себя уйти. Было что-то умиротворяющее в том, чтобы ночью смотреть на спящих детей. Сколько лет он не целовал Ронни на ночь? За год или около того перед разводом Ронни повзрослела и стала стесняться подобных нежностей. Он отчетливо помнил тот вечер, когда пришел ее укладывать, но услышал только:
