Почти теряя сознание, она услышала, как менеджер предупреждает, что полиция уже едет.
Стив
Купив необходимые материалы, в основном клееную фанеру и гвозди, Стив и Джона все утро заколачивали нишу. Получилось не очень красиво, отец, наверное, умер бы от позора, но Стив считал, что сойдет. Коттедж рано или поздно снесут, поскольку без него земля будет стоить больше. Домик стоял в окружении трехэтажных особняков, и Стив был уверен, что соседи считали коттедж бельмом на глазу, обесценивавшим их собственность.
Стив забил гвоздь, повесил фотографию Ронни и Джона, которую забрал из алькова, и отступил, чтобы полюбоваться делом рук своих.
— Что ты думаешь? — спросил он.
Джона наморщил нос.
— Думаю, мы сделали уродливую фанерную перегородку и повесили на нее фотографию. И больше ты не сможешь играть на пианино.
— Знаю.
Джона склонил голову набок:
— Вдобавок она еще и кривая. Вроде бы в одном месте выпирает.
— Я ничего не вижу.
— Тебе нужны очки. Не понимаю, почему ты их не хочешь носить.
— Ронни сказала, что она не может видеть пианино.
— И что?
— Здесь нет места, чтобы спрятать пианино, поэтому я сделал перегородку. Теперь она его не увидит.
Джона нахмурился:
— Знаешь, я не слишком люблю делать уроки. Мало того, терпеть не могу, когда на столе громоздятся учебники.
— Сейчас лето. Тебе не нужно делать уроки.
— Я к тому, чтобы сделать перегородку вокруг письменного стола.
Стив едва сдержал смех.
— Тебе стоит поговорить об этом с ма.
— А может, ты поговоришь?
Стив усмехнулся.
— Ты есть хочешь?
— Ты сказал, что мы будем запускать змеев.
— Обязательно. Я просто хотел узнать: ты не хочешь пообедать?
— Я лучше бы съел мороженого.
— Не стоит, пожалуй.
— Печенье? — с надеждой спросил Джона.
— Как насчет сандвича с арахисовым маслом и желе?
— Ладно. Только потом пойдем запускать змеев, верно?
— Да.
— Весь день?
— Сколько захочешь.
— Ладно, съем сандвич. Только ты тоже должен поесть!
Стив улыбнулся и хлопнул Джону по плечу:
— Заметано!
Они дружно направились на кухню.
— Знаешь, гостиная стала намного меньше, — заметил Джона.
— Знаю.
— И стена кривая.
— Знаю.
— И отличается от других стен.
— И что ты хочешь сказать?
— Просто хотел убедиться, что ты не сходишь с ума, — серьезно ответил Джона.
Погода для запуска змеев была идеальной. Стив сидел на дюне, в двух домах от своего, наблюдая, как порхает в небе змей. Джона, как обычно полный энергии, бегал по берегу. Стив с гордостью наблюдал за сыном, изумленно припоминая, что, когда в детстве запускал змеев, ни отец, ни мать не ходили с ним.
Они были неплохими людьми. Он это знал. Они в жизни пальцем его не тронули, хорошо кормили, никогда не скандалили в его присутствии. Раз или два в год его водили к педиатру и дантисту, дома всегда было полно еды, на зиму у него имелась теплая одежда. Была и мелочь в кармане, которая выдавалась на молоко в школе. Но отец был человеком замкнутым, а мать мало чем от него отличалась, и, видимо, в этом крылась причина их прочного брака. Мать была румынкой. Отец встретил ее, когда их дивизия находилась в Германии. Когда они поженились, она почти не говорила по-английски. И всю жизнь оставалась верна идеалам культуры, в которой была воспитана. Готовила, убирала, стирала и неполную смену работала швеей. К концу жизни она научилась довольно сносно говорить по-английски. Достаточно, чтобы общаться в банке и бакалее, но и тогда акцент был достаточно заметен, и иногда окружающие с трудом ее понимали.
Она также была благочестивой католичкой, что в те времена в Уилмингтоне казалось весьма странным. Ходила к мессе каждый день, а вечерами молилась, перебирая четки. И хотя Стиву нравились торжественные воскресные мессы, священник всегда казался ему человеком холодным и надменным, более заботившимся о церковных правилах, чем о нуждах паствы. Не раз Стив гадал, как пошла бы его жизнь, если бы в восемь лет он не услышал музыку, доносившуюся из первой баптистской церкви.
За сорок лет подробности почти стерлись из памяти. Вроде бы однажды он шел мимо и услышал, как пастор Харрис играет на пианино. Должно быть, он приветил мальчика, потому что тот вернулся и пастор стал его первым учителем музыки. Со временем он стал ходить на уроки закона Божия. Во многих отношениях церковь стала его вторым домом, а пастор Харрис — вторым отцом.
Он помнил, что мать была не очень рада этому. Расстраиваясь, она бормотала что-то по-румынски, и много лет он слышал эти тирады, когда собирался в церковь. Она всегда крестила его и заставляла носить нарамник в церковь. По ее мнению, иметь учителя-баптиста было все равно что играть в чехарду с дьяволом.
Но она ни разу не попыталась помешать ему, и этого было достаточно. Не важно, что она никогда не встречалась с его учителями, никогда не учила сына читать, что никто никогда не приглашал его семью на вечеринки или барбекю. Главное, она позволила ему не только найти призвание, но и заниматься любимым делом, хоть и не верила, что это дело богоугодное. И каким-то образом уговорила отца, не признававшего подобных занятий, не вмешиваться. И за это он будет всегда ее любить.
Джона продолжал носиться по песку, хотя этого вовсе не требовалось: ветер был достаточно сильным, чтобы змей мог парить в воздухе. Он любовался силуэтом Бэтмена на фоне грозовых облаков. Очевидно, скоро начнется дождь. Хотя летние грозы всегда недолги и самое большее через час небо вновь прояснится. Стив поднялся, чтобы позвать Джону и объяснить, что пора домой. Сделав несколько шагов, он заметил на песке еле видные линии, тянущиеся к дюне за домом, — следы, которые он видел в детстве множество раз. Стив улыбнулся.
— Джона, сюда. Я хочу кое-что тебе показать.
Джона припустил к нему.
— Что там? Стив подошел к месту, где дюна сливалась с берегом. В нескольких дюймах под поверхностью, в норке, находилось несколько яиц.
