Она подошла и присела на его кровать.
— Эй, прости, я не хотела. Просто у меня настроение не то.
— Знаю, — кивнул он.
— А ты побывал на других аттракционах?
— Па водил меня почти на все. Его чуть не укачало! А меня нет! И я не боялся в доме с привидениями. Сразу увидел, что они ненастоящие!
Она похлопала его по спине:
— Ты всегда был храбрецом.
— Да! Помнишь, когда в квартире погас свет? Ты испугалась, а я нет!
— Помню.
Видимо, он удовлетворился ответом. Но вдруг снова притих, а когда заговорил снова, она едва расслышала:
— Ты скучаешь по ма?
Ронни получше укрыла его.
— Да.
— Я вроде как тоже. И мне не понравилось быть здесь одному.
— Па был в соседней комнате, — напомнила она.
— Знаю. Но все равно рад, что ты вернулась.
— Я тоже.
Он улыбнулся, но тут же вновь помрачнел.
— Как по-твоему, с ма все в порядке?
— Конечно, — заверила она. — Но я точно знаю, что и она по тебе скучает.
* * *
Утром Ронни разбудило солнце, заглядывающее в окна. Она не сразу поняла, где находится. Посмотрела на часы и не поверила глазам.
Восемь утра?
Она плюхнулась обратно в постель и уставилась в потолок, прекрасно понимая, что о сне не может быть речи. При таком ярком солнце? Да и отец уже барабанит на пианино в гостиной.
Тут она вспомнила прошлый вечер, и гнев на отца разгорелся с новой силой.
Добро пожаловать в очередной день в раю!
За окном слышался отдаленный рев моторов. Ронни встала, раздвинула занавески и тут же испуганно отскочила при виде енота, сидевшего на рваном мешке с мусором. Енот уже успел разбросать мусор по всему двору, но выглядел таким симпатичным, что она постучала пальцами по стеклу, стараясь привлечь его внимание. И только сейчас заметила на окне решетки.
Решетки на окне. Как в тюрьме.
Стиснув зубы, она развернулась и промаршировала в гостиную. Джона смотрел мультики и ел хлопья из миски. Отец мельком взглянул на нее и продолжил играть.
Она подбоченилась, ожидая, пока он остановится. Он не остановился. Она заметила, что фотография, хоть и лишилась стекла, по-прежнему стоит на пианино.
— Ты не можешь держать меня взаперти все лето! Не будет этого! — выпалила она.
Отец, продолжая играть, поднял глаза:
— О чем ты?
— Ты поставил решетки на окно. Я что, заключенная?
— Говорил я, что у нее крыша едет, — прокомментировал Джона, не отводя взгляда от телевизора.
Стив покачал головой. Пальцы по-прежнему бегали по клавишам.
— Я ничего не ставил. Они уже были в доме.
— Не верю!
— Были. Чтобы произведения искусства не украли, — подтвердил Джона.
— Я не с тобой говорю! — огрызнулась она. — Давай начистоту: этим летом ты не посмеешь обращаться со мной как с ребенком! Мне уже восемнадцать.
— Восемнадцать тебе исполнится только двадцатого августа, — напомнил Джона.
— Не будешь ли так любезен не лезть в чужие дела? Это касается только меня и отца.
— Но тебе еще нет восемнадцати, — нахмурился Джона.
— Суть не в этом.
— Я думал, ты забыла.
— Не забыла! Не настолько я глупа.
— Но ты сказала...
— Может, заткнешься хоть на секунду? — прошипела она, не сумев скрыть раздражение.
Отец продолжал сосредоточенно играть.
— То, что ты сделал вчера... — начала она и осеклась, не умея облечь в слова все, что происходило, все, что уже произошло. — Я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения. Неужели сам не понимаешь? После того как ты нас бросил, у тебя больше нет прав приказывать мне, что делать. И не можешь ли ты меня послушать?
Отец немедленно опустил руки.
— Мне не нравится твоя дурацкая игра.
— Какая игра? — удивился он.
— Вот эта, на пианино! Непрерывная! Плевать мне на твои усилия заставить меня тоже сесть за пианино! Я больше никогда не буду играть! Особенно для тебя!
— Договорились.
Она ждала, что он что-то добавит, но отец молчал.
— И это все?! — вскинулась она. — Все, что ты можешь сказать? Отец, казалось, не находил подходящего ответа.
— Хочешь есть? Я поджарил бекон.
— Бекон?! Ты поджарил бекон?
— Ой-ой, — пробормотал Джона.
Отец вопросительно взглянул на него.
— Она вегетарианка, па, — объяснил он.
— Правда? — хмыкнул отец.
— Уже три года, — ответил за нее Джона. — Но она иногда бывает не в себе, так что тут нет ничего удивительного.
Ронни потрясенно воззрилась на него, гадая, почему беседа приняла какой-то странный оборот. Речь шла не о беконе, а о том, что случилось вчера вечером.
— Давай сразу договоримся, — отчеканила она. — Если ты когда-нибудь еще пошлешь копа, чтобы привести меня домой, я не просто откажусь играть на пианино. Я не просто уеду домой. Я больше в жизни не буду с тобой разговаривать. А если не веришь, попробуй проверить! Я уже прожила три года, ни единого слова тебе не сказав, и мне это далось легче легкого!
С этими словами она потопала обратно в спальню. Принял душ, оделась и ушла из дома.
И первое, о чем подумала, шагая по песку, что зря не надела шорты. Было уже жарко, и воздух был горячим и влажным. По всему пляжу на разостланных полотенцах лежали люди; дети играли в волнах прибоя. Она заметила с полдюжины виндсерферов со своими досками, ожидавших подходящей волны.
Бродячий цирк уже уехал, аттракционы разобрали и лотки увезли. Остались только кучи мусора и остатков еды.
Вскоре Ронни добралась до небольшого делового центра. Магазины еще не открылись, но большинство были из тех, куда она ногой не ступала: туристические пляжные лавчонки, пара магазинов одежды, специализирующихся на продаже блузок и юбок, которые могла бы носить ее мать. «Бургер-кинг» и «Макдоналдс», два места, куда она из принципа отказывалась заходить. Отель и несколько модных ресторанчиков — вот почти и все. Ее заинтересовали только магазин для серферов, музыкальный и старомодная закусочная, где было бы приятно посидеть с друзьями... будь у нее друзья.
Ронни вернулась обратно на пляж и, огибая дюну, отметила, что народу прибавилось. День выдался прекрасный: солнечный, ветреный, небо было безоблачным и синим. Будь рядом Кейла, Ронни, возможно, решила бы провести весь день на солнышке, но Кейлы здесь не было, а она вовсе не собиралась надевать купальник и сидеть в одиночестве. Но что еще остается
