Перед ним медленно текли картины его жизни. Школа, университет, армия, СС… События, драки, дуэли, любовь, военные операции, возвращения домой.
«Я же ничего за свою жизнь не сделал… – подумал Фрисснер. – Спасал жизнь другим, выживал сам. Но разве этого мало?!»
Он выпрямился. Стряхнул с себя этот странный туман. И вдруг на него накатило.
С обжигающей ясностью он понял, что именно эта операция (эта экспедиция, это приключение!) была самым ярким событием его жизни! Самым настоящим! Пиком, вершиной, апогеем! Потому что миллионы людей проживают свою тусклую жизнь и умирают, так и не прикоснувшись к тому, на чем держится этот мир.
– Вот он, момент истины… – тихо сказал Артур. Он поднял руки вверх, словно призывая небо посмотреть на это великое событие в его жизни.
И увидел в Зеркале, как штурмбаннфюрер СС Людвиг Ягер целится ему в затылок из «вальтера». Нет. Не целится. Стреляет.
«Всегда хотел заглянуть в глаза своей смерти», – успел подумать Фрисснер, ловя в Зеркале глаза Ягера.
Выстрела он не слышал: просто Зеркало перестало отражать…
Людвиг Ягер застрелил так и не пришедшего в себя Замке. Тот умер сразу: просто дернулся и затих.
– Ну, вот я и один… – сказал Ягер, непонятно к кому обращаясь.
Потом обошел амфитеатр, Зеркало. Снял с полированной плоскости руку Фрисснера.
– Ну что ж… – обратился Людвиг к Зеркалу. – Я вернусь… Я вернусь домой вместе с тобой. Воды у меня много. Бензина тоже. А здоровья мне не занимать.
И он хихикнул. Прозвучало глупо.
– И никто мне не помешает, – сказал Ягер столбам, возвышающимся над краем амфитеатра. – Мне никто не помешает, потому что я всех убил!
– Да! – прикрикнул Людвиг на небо, – Да! Я нарушил приказ! Да! Ну и что?! Какая разница? Какая? Мне все равно, где убить этих людей!!! Мне все равно где! Тут или сдать их в гестапо в Триполи… Плевать! И пусть все их долбаные агенты-наркоманы катятся к черту! Я решаю сам, кого и когда мне убивать…
Последнюю фразу он произнес уже с трудом. Силы оставили его, он сел возле Зеркала, безучастно глядя в песок.
Потом наконец встал, словно какой-то невидимый кукловод дернул за ниточки. И вышел из амфитеатра.
Грузовик ревел, разбрасывая песок в разные стороны. Цепи, которыми был опутан камень, звенели от напряжения.
– Еще… – шипел сквозь зубы Ягер. – Еще! Его руки были все в ссадинах, из разорванной скулы текла кровь.
– Еще! Тварь! – крикнул Ягер и надавил на газ. По его расчетам, камень нужно было только сдернуть с места, чтобы все пошло проще, – Еще немного!!!
Рывок был таким, что ему показалось, будто цепи все-таки не выдержали.
Зеркало сорвало с места и потащило по песку.
– А-а-а!! – закричал Ягер. Он засмеялся, захохотал во все горло, выруливая из ворот…
На песке, перед воротами, стояла фигура, замотанная в темные тряпки.
Муамар.
Ягер притормозил. Обострившимся чутьем сумасшедшего он ощутил, что именно эта маленькая фигурка перед машиной и есть самая большая опасность в этом мире сейчас.
Людвиг оскалился.
– Нет… Не-е-ет… – процедил он сквозь зубы. – У тебя не получится.
Он несколько раз утопил в пол педаль газа. Двигатель взревел.
– Не получится, кем бы ты ни был!
Грузовик пошел на разгон. Казалось, что огромный монолит Зеркала позади не только не мешал, а наоборот, помогал движению. Толкал машину вперед! Грузовик летел по песку, сокращая расстояние.
И чувствуя, что сейчас произойдет что-то непоправимое, Ягер запел сорванным голосом:
– Германия, Германия превыше всего!!! Германия…
67
Немилость Аллаха на них. Вкусите же наказание за то, что вы были неверующими.
Апокриф. Книга Пяти Зеркал. 175 (175)
Чертов «бедфорд», наверное, уже занесло песком…
Когда он оставил его?
Месяц назад?
Два месяца?
Буря не утихала. Альтобелли сидел, скорчившись, укутав голову в пахнущую потом и человеческой грязью ткань, и бормотал себе под нос технические характеристики истребителя «макки». Просто так, чтобы не спятить.
Для человека, проведшего в пустыне бог весть сколько времени, подполковник выглядел вполне сносно. Он даже брился, всухую, с проклятиями скобля щетину все еще острым десантным ножом. Британская форма истрепалась, и он кутался в изодранное одеяло, одну из немногих вещей, что был в силах забрать из брошенного грузовика.
Пару раз ему встречались люди на лошадях и верблюдах. Они не трогали Альтобелли, наоборот, давали ему воду, вяленое мясо, лепешки. Подполковник благодарил и кланялся, а когда один из всадников, угрюмый бородач, ткнул пальцем в «стэн», Альтобелли тут же отдал ему автомат. У него оставался небольшой «маузер» с двумя магазинами, и этого было достаточно.
Однажды он забрел в маленькую деревню, населенную странными пугливыми людьми, которые при виде его попрятались в хилые желто-коричневые домишки. Одетые в бахромчатые накидки, худолицые и безбородые, с большими черными глазами, обитатели деревеньки совсем не походили на арабов.
Это случилось, когда подполковник был на грани помешательства, и потом он не раз думал, видел ли деревню на самом деле или она пригрезилась больному мозгу… Правда, на следующий день, когда подполковник обнаружил себя слепо бредущим через барханы, в большой фляге за спиной плескалась мутная глинистая вода…
Еще Альтобелли часто размышлял, что и зачем искали они в пустыне, а вернее, для чего был послан на заклание маленький отряд капитана фон Акстхельма. Более нелепой операции подполковник в своей жизни не видел, но за этой показной нелепостью явно что-то скрывалось. Что?
Это еще предстояло узнать. А для этого необходимо вернуться. Вернуться во что бы то ни стало.
Он осторожно освободил от ткани отверстие для глаза и огляделся. Буря вроде бы пошла на убыль, и подполковник с кряхтеньем поднялся сначала на колени, потом, шатаясь, встал на ноги.
Постоял несколько минут, сделал глоток воды из фляги, в которой почти ничего не осталось, и пошел на север, туда, где находилось побережье.
Время давным-давно стало для него неведомым. Часы, надежная вроде бы «омега», то ли забились мельчайшими частицами песка, то ли швейцарский механизм просто не выдержал одуряющей жары. Но часов через шесть, перемежающихся редкими остановками, подполковник понял, что дальше идти пока не может. Солнце поднималось высоко над головой, и он принялся озираться в поисках благословенной тени.
Но тени не было.
– Что это там такое? – спросил Тони Брамилла, закуривая.
