Вуду отделалась фонарем под глазом, разбитой губой и прикушенным языком. Ей повезло, вырубилась сразу и надолго. А вот на мне лысый слегка оторвался. Большой специалист. Будь у него побольше времени, разложил бы мое сознание на отдельные частицы и волоконца. Рассмотрел бы детально, а собирать не стал. Даже убивать бы не стал, наверное. Одним сумасшедшим больше, одним меньше… Без разницы.
За окнами день медленно плавился в лучах солнца.
Из рук медленно вытекала холодная боль.
Растревоженные нервы заставляли тело колотиться в ознобе.
Ближе к вечеру добавились странные галлюцинации.
Стоило закрыть глаза, как на внутренней поверхности век возникал лысый и вел со мной душещипательные беседы.
– Знаешь, старик, – говорил он, – ты мне симпатичен. Точно тебе говорю. Верь мне, брат, уж я-то тебя не обману. Мы с тобой столько прошли…
– Сколько? Сколько прошли? Что ты несешь?.. Бред… – отвечал я.
– Может быть, ты и прав, – легко соглашался со мной лысый, сосредоточенно массируя себе лицо, покрытое нездоровыми разводами. – Может быть, это бред. Но если нет? Если нет?! Подумай об этом, брат. Нервы – штука тонкая…
– Тамбовский волк тебе брат! – злился я, путаясь в мокрой простыне, как муха в липкой бумаге.
– Конечно. – Лысый-бритый удобно развалился в кресле. – Конечно! И волк мне тоже брат, и я брат волку своему. Все люди – животные. Ими невозможно управлять. В этом корень всех бед, зло великое. Верь мне, брат.
Он сминал свое лицо, как маску, крепкими пальцами, словно стремился снять ее, сорвать, как душащий противогаз.
Мир вокруг нас стал сверкающим, как паутина в солнечный день. Трещал, плавился.
Лысый встал, простерев руки надо мной, закричал:
– Дабы поняли сами, что они – есть скот, и только! Ибо участь сынам человека и участь скоту – одна и та же им участь: как тому умирать, так и этому умирать! – Затем он наклонился к самому моему лицу, и сквозь зловонное дыхание разложения я услышал: – Так было всегда, понимаешь, брат? Всегда так было! Люди, как скот, умирали, умирали, умирали-рали-рали-рали, пропадали-дали-дали-дали…
Звук дробился и множился, натыкаясь на многоугольность пространства.
Я закричал:
– Так что пользы человеку от всех его трудов?! Тебе что нужно?!
– Спасения, брат, спасения! Оглянись, посмотри вокруг открытыми глазами! Безумцы, маньяки, мутанты… Мутная грязь незаметно закрывает нас с головой! Люди пляшут под руку со смертью. Повсюду только гробы, гробы… Мерзость и грязь! Все мы – гнием заживо в наших уютных гробах! Верь мне, брат!
Он тянул кожу лица вниз, с сухим треском открывались раны.
– Смотри на меня, брат. Потому что я – это ты. Это все ты… А ты – это все они. Стадо скотов, мечущееся от края к краю. От пропасти к пропасти. Почему? Спроси меня, брат, спроси!
– Почему? – выдохнул я.
– Сверхчеловек давно уже умер, на его место встает сверхчеловечество! Те, кто станут понятны и понимаемы, уверены и спокойны, сильны своим единством, смогут наконец перейти через пропасть. По канату из Его нервов, не заботясь о том, куда поведет следующий шаг. Только они спасутся, остальных ждет смерть…
– Почему?
– Потому что будут подчинены одной Его воле, а значит, будут с ним едины. Будут едины с тем, кто уничтожит мир, чтобы очистить его. Новый Потоп, новый Ковчег, новый Ной.
С треском лопнула кожа. Чем-то гадко завоняло… Лысый сорвал с себя лицо, как резиновую маску, обнажив голый череп, покрытый прожилками вживленных электродов. Черепная кость плавно перетекала в печатную плату.
Я очнулся только ночью. В комнате было темно. Под боком, свернувшись теплым колечком, спала Вуду. Перебралась таки…
Таманского видно не было. Господин журналист куда-то рванул, его, как и волка, ноги кормят… Ну, может быть, и нароет чего-нибудь. Даже ночью…
Спать не хотелось совершенно.
В голове было пусто. Тело болело, как после тяжелой физической работы.
Сон, бред и вообще все события прошедшего дня подернулись туманом, обесцветились, потеряли контрастность.
Я осторожно вылез из кровати, Вуду немедленно заняла мое место, уютно завозилась под одеялом. Оделся. Вышел на улицу. В ночной темноте трещали цикады.
Над головой в черной глубине холодно светились серебряные шляпки гвоздей, которыми кто-то древний, обладавший невероятной мощью, прибил небесную твердь. Чтобы не падала… Не слишком старался, наверное, потому что даже на моей памяти небо падало не один раз. Падало, оставляя погребенными пылающие города, мертвые зоны, искореженные береговые линии… Впрочем, виноват ли тот, древний? Вряд ли. Это все наши, человеческие игрушки…
Небо лениво наискосок перечеркивал спутник. Я подумал об Артеме… Жаль, что в доме нет современных средств связи. Сейчас бы посоветоваться. Услышать его голос. Рассказать обо всем.
Странно, почему-то, думая об Артеме, я всегда смотрел на небо… Может быть, он какой-то своей частью сейчас там, на движущейся звездочке.
Луны не было, однако дорожка через садик была хорошо видна. Я двинулся по ней, без цели… В голове вертелись обрывки мыслей, снов.
Я не люблю киберов, это странно. Ведь каждый кибер – это часть Артема. Он там, в каждом терминале, программе… Ревность? Глупость?
Я не заметил, как выбрался за ограду, пошел по аллее. Темно, но не страшно. В городе никогда не бывает страшно по ночам. Все опасности, подстерегающие в городской темноте, обычные, рациональные, понятные. Тело знает, как реагировать на них. И поэтому не боится. Другое дело в лесу или в поле… Просыпается то, что таилось в глубине, дикое, неконтролируемое. То, что помогало выжить предкам, когда они еще не научились добывать огонь и делать крепкие дубины. Современного человека это пугает… Страх регресса, наверное.
Невдалеке мелькнули фары. Автомобиль двигался медленно, иногда останавливаясь. Кажется, водитель рассматривал названия улиц. Я встал в тень. Машина, старенький белый «форд», проехала мимо и остановилась в двух метрах от меня. Было видно, как водитель повертел головой и, словно удостоверившись, что прибыл на нужное место, заглушил двигатель.
Повинуясь неожиданному импульсу, я подошел к дверце.
Опустилось стекло.
– Привет, – сказал я, стараясь не обращать внимания на то, что рука водилы опустилась куда-то за сиденье. – Что-то ищете?
– Угу, – спокойно ответил мужик с длинными волосами, собранными в хвост. – Ищу. Вроде как встреча у меня тут.
– Ночью? С кем?
– А я и сам не знаю… Меня послал Некто… письма какие-то… А вы вообще кто?
Я некоторое время молчал.
Вот тебе и подарочек. Наконец я справился с волнением:
