А с девушкой было все нормально. Она открыла глаза и посмотрела нас со смешанным чувством удивления и испуга.
– Привет! – сказал я, – Поскольку я твой спаситель, скажи уж, как тебя зовут.
– Меня зовут Вуду, – сказала она.
26. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
Когда журналист вскочил в С-223, я, честное слово, едва не ринулся за ним. Позади захлебывалась единственная живая пушка, а стальные монстры перли и перли. Последняя уцелевшая безоткатка фактически находилась уже в тылу врага, стреляя в борта прямой наводкой. Четыре закопченных и от этого еще более черных дьявола носились вокруг орудия. Я еще увидел, как полыхающая туша подбитого танка навалилась на них сбоку, раздался скрежет сминаемого металла, и пошла дальше, слепо давя гусеницами землю, людей… Прямо, прямо, пока непреодолимой преградой перед ней не встал другой танк, тоже мертвый, уткнувшийся стволом в землю.
Все это промелькнуло перед моими глазами фактически в один миг. Огонь, четверо повстанцев, пылающий слепой танк, прущий поперек всего мира, и другие, догорающие после залпа «сликами».
Здоровенный «циклоп» все еще болтался над землей, тяжело раскачиваясь серебристым брюхом… В его чреве только что исчез журналист, втолкнув внутрь бездыханное тело какой-то девчонки. В моей голове некстати мелькнула глупая мысль насчет того, что наш Таманский не промах, надыбал где-то подругу. Герой.
Тьфу ты. При чем тут?.. Действительно молодец, девчонку вытащил из дерьма. В принципе и я могу… Туда… В прочное, надежное брюхо «циклопа», под охрану вертолетных винтов, далеко-далеко. «Цок-цок-цок, мой ослик, в Вифлеем бегом…» – пронеслось в голове. Откуда? Растягивая минуты, я сделал шаг назад. Лестница болталась в нескольких метрах от меня. Лестница на небо…
Я отвернулся и побежал. С-223 взвыл турбинами и начал медленный подъем. Меня догнал Абе, сунул в руки что-то тяжелое, кажется гранату, и побежал рядом. Позади нас уцелевшие танки переваливали через вершину холма. Перевалили, съехали на два метра вниз. Остановились. Опять ударили пулеметные очереди, опять земля вспучилась взрывами, но в целом нас уже отпустили. Противник беспорядочно отступил, позиции заняты. Программа-минимум выполнена. Чего еще ждать от киберов, если не было команды на тотальное уничтожение?
Над головой тихо шуршали листья. Обычный лес, не тот лес-мутант, где нашел покой несчастный Чиконе, а просто лес. Не страшный. Конечно, если заткнуть уши и не слышать, как хрипит Мбуту Зоджи, пока полевой хирург вычищает ему полость выбитого осколком глаза. Комиссар чудом остался жив и, даже раненный, командовал, не чувствуя боли, пока не упал возле разбитой пушки. Его вынесли из боя на руках. Теперь вколотые наркотики только немного ослабляли страшную боль, а сознания Мбуту не терял. Только хрипел, вцепившись в жерди носилок окровавленными руками.
Стонут раненые. Молчат живые, неотличимые от мертвых. Обычный лес. Если заткнуть уши и смотреть вверх, на зеленый потолок ветвей.
– Что там, Аб? – спросил я у подошедшего денщика.
– Из всего состава остались невредимыми семнадцать человек, включая нас с вами. Есть раненые.
– Сколько?
– Семеро. Двое очень тяжело, и лекарь говорит, что до ночи они не дотянут.
– А остальные?
– Остальные с той или иной степенью вероятности будут жить.
– Что с комиссаром? – Краем уха я услышал, что хрипы прекратились.
– Комиссар будет жить, мой генерал. Повязку нацепит и будет жить. Еще прозвище получит, что-нибудь типа Одноглазый Мбуту. У него сильный организм.
– Хорошо… Что там танки?
– Наблюдатели вернулись, говорят, что танки торчат на вершине холма. Подбитых насчитали штук двадцать – двадцать пять. Одна пушка выглядит целой, но к ней не подобраться, там все простреливается.
– Когда мы отсту… когда мы бежали, нас одно орудие прикрывало. Почему они остались? – Я чувствовал, что Абе знает ответ и на этот вопрос.
– Они сами остались, так порешили. Сразу было ясно, что эту драку нам не выиграть, так они сказали, что будут прикрывать. Из уцелевших есть один парень, у него там брат остался Говорит, мол, попрощался с ним ночью Ритуалы какие-то. – Абе замолчал.
– Спасибо, Абе. Можешь идти. – Я снова поднял голову вверх, посмотрел на зеленую листву и затем сказал:
– Да, и сообщи Ламбразони, что завтра мы выходим.
– Есть, мой генерал.
И он растворился среди деревьев.
Я завтра утром брошу этих людей, которые готовы отдать жизнь за меня. Завтра я уйду от тех, чьи братья погибли за меня. Я брошу их, потому что со мной они умрут все. Я так решил.
Мбуту Зоджи был в бессознательном состоянии, когда мы уходили. Нас провожал только его личный адъютант, который на время взял на себя функции командира, и несколько человек из числа тех, кому что-то «преподавали» Абе и Марко.
Я прошел несколько шагов, но потом повернулся и сказал адъютанту:
– Передайте комиссару, что, возможно, мы с ним еще встретимся.
Зачем я это сказал? Неужели оправдывался перед самим собой?
Мне никто не ответил. Они только подняли вверх руки, в едином для всех повстанцев, в каком бы времени они ни жили, жесте. Сжатый кулак, поднятый вверх, к небу.
А потом снова саванна покорно ложилась нам под ноги, уводя куда-то… Куда?
В Нкота-Кота ведет шоссе. Фактически шоссе два. Одно старое, построенное еще во времена, когда компьютеры не внедрялись под кожу, и второе, выстроенное как раз перед приходом к власти Великих Диктаторов. В связи с постройкой второго про первое почти сразу же позабыли, так как пролегало оно в пустынных зонах, откуда в результате каких-то экологических катастроф ушла вся вода, трасса просела, а песок превратил некоторые ее участки в труднопроходимые. Но именно эта дорога пользовалась большим успехом среди контрабандистов, преступников и прочих антисоциальных элементов, которым необходимо было избегать встреч с малавийскими властями. Единственный блокпост на этой дороге стоял возле самого Нкота-Кота, и из окон сторожевой будки открывался экзотический вид на лачуги пригорода.
Дорога эта называлась шоссе Бванго, по имени некоего контрабандиста, сколотившего состояние переправкой нелегальных наркотиков по этой трассе. Об этом парне, Бванго, ходили легенды. Кое-кто говорил, что он жив и до сих пор мотается по шоссе своего имени на мотоцикле. Поговаривали, что тот, кто увидит Беспечного Бванго, начисто лишается разума. Таманский, будь он с нами, наверное, сказал бы, что в каждой стране есть свой Летучий Голландец.
После двухдневных, крайне изнурительных переходов по безлюдной саванне шоссе Бванго показалось нам центром цивилизации. Возле покосившегося барака стояла старая водокачка, несколько тяжелых грузовиков; какой-то негр курил на солнцепеке и сплевывал под колеса своей машины класса «райдер 106». На нас он посмотрел с полнейшим равнодушием, словно ему через каждые полчаса приходится встречать троих парней с оружием на плечах и в маскировочной форме без знаков отличия. Не исключено, что он принял нас за мираж. Ну, принял, и ладно.
